Читать книгу "Неудобные люди - Ярослав Жаворонков"

Мне не сказали, но я то слышал как они сказали. Плакал всё утро. Вот. Может сказать

Так вот. Сегодня папа сказал, что меня не возьмут в Америку. И он это прямо сказал. Я знаю. Я плакал всё утро и приехал в школу плаканый.

Мне уже целый месяц снится. Америка. Я конечно не знаю как она там. То есть я видел аАмериканские фильмы конечно. Мы с бабушкой смотрим много фильмов. Там есть Американские. Хорошие. Люблю Леон.а.

Я люблю слушать американскую музыку. Я не помню не запомнил названия, но. Бабушка принесла старый прыгры праврыг такую старую штуку в общем и касеты. Сказало, что они дедушки. Я сначала не сразу понял и подумал, что касеты это дедушки. Дедуш

Дедушка спасибо! Хотя я почти не помню. Помню, что ты был большой и серый и белый и любил кидать меня на руках. Да. Мы смотрели на зоопарк и мне очень понравились медведи. А потом мы пошли по ели. А мама нас наругала потому что дома был обед а мы уже там. Да.

Помню твою бритву ты ей брился. Она была похожа на телефон полицеских в фильмах. А потом она ты упал и я взял твою бритву и хотел позвонить и по ней позвать на помощь как полицеские в фильмах но не знал номер. а папа убрал меня тогда в кухню. Вот а больше я тебя почти не помню.

Так вот. И вот я представляю Америку. А сегодня папа сказал, что меня не возьмут.

Я подслушал их как сказали. Они говорили с мамой. Это в кухне. А я стоял за углом у лестницы на против прихожей.

– Нет, мне могут оформить переезд на пятерых, это уже всё нормально, согласовано.

– Да, но что он там будет делать?

Завтракали в обеденном зале – небольшом зале с высокими окнами (как и на всем первом этаже), разделенном с зоной готовки большой панелью. Солнечный прилив плавно катил по обеденному столу, захватывая в свои толщи тарелки, приборы, салфетки, графины.

Скоро должны были спуститься дети, а пока они обсуждали переезд. Ему повезло с работой: и здесь он получал отлично, а там ему пообещали в четыре раза больше на должности замдиректора крупной сети банков.

– Да, но что он там будет делать?

– Ну, то же, что и здесь.

– То есть ни-и-ч…

– Зато там он может закончить нормальную школу! Сейчас, мне Карьцин скинул, там сайт про инклюзивное образ…

– Ты с ума сошел?!

– …зование у них…

– Уже всем рассказал? Хочешь, чтобы и над тобой весь банк смеялся? – Аня отбросила вилку в яичницу, вилка погрузилась в затрепыхавшийся желток, но тот устоял и не расплылся, Аня даже посмотрела на него с уважением.

– Никто не будет. И над тобой никто не смеется.

Отец Димы встал и обошел длинный стол. Взял планшет, лежащий между графином и блюдом с тостами.

– Я не могу скрывать от всех.

– Ох, бога ради, никто и не просит тебя скрывать от всех, – прошипела Аня. Уже которое утро, с тех пор как начались миграционные дрязги, мигреневые вспышки, она была не в духе. – Просто можно не орать об этом. Карьцин для тебя когда стал таким охуенным другом, что ты ему обо всем рассказываешь?

Даня вздохнул. За углом кухни, напротив прихожей раздался какой-то шум, будто удар.

– Сейчас, я… – Даня пошел посмотреть.

– Тебе лишь бы всем! – крикнула с места жена. – Бла-бла, яичница ты болтунья, весь в маму.

– Аня, сколько можно! Ну сколько лет уже. Я не могу делать вид, что у меня нет сына. – Даня не дошел до угла и развернулся. – И ты можешь говорить потише?

– То есть делать то, о чем я тебя всё время прошу.

– Аня. [..?]

– Прости, я что-то не в себе немного после… всего. Ну, что там?

Даня сел обратно в кресло, открыл вкладку и протянул планшет.

– Вот, – на экране засветились разноцветные иностранные полосы разноцветного иностранного сайта. – У них там вообще другой подход, совершенно. Если мы его заберем, он там проучится все двенадцать классов.

Аня пролистала страницу американской школы, не понимая примерно две трети слов.

– То, что там лучше, это, конечно, понятно, – промычала она, опускалась и поднималась по сайту, полоса прокрутки металась вверх-вниз, как собачка на полузаевшей молнии.

– Вот именно! Какие тут возможности. И какие там.

– А какие именно возможности ты имеешь в виду? Ну, для…

Даня рассказывал ей про сферическую жизнь их сына в Штатах. Про то, что слабоумные дети там учатся вместе с нормальными – право на образование и все дела. И ходят в школы по месту жительства. И им, конечно, повезет со школой, потому что они поселятся в хорошем районе. Про то, что там для детей все условия, и разделение по профилям, и элективы, и собственный учебный план. Дима же рисует[11], пусть там сидит себе и рисует в кабинете изо.

– Какое изо, ты дебил? Ой… – Аню не порадовал каламбур.

Она объяснила, куда и Диму, и их самих пошлют, если они все вместе придут с этими его рисуночками.

– Что он там будет делать без английского?

И что с ним там случится, когда с ним некому будет заниматься.

– Здесь хотя бы твоя мама приезжает. Да и в школе он торчит до вечера. А что будет там?

А что там?

И кому он там нужен.

– А кому он нужен здесь?

– Здесь другое. Здесь ему проще, тут есть, кому ему слюни вытереть.

– Он уже давно не пускает слюней. Ты бы знала, если бы больше проводила с ним времени.

– Я образно.

– Я тоже.

– Ты и сам от него бегаешь и прячешься вечно.

– Не бегаю.

– Бегаешь.

…

– Нет.

– Ладно, не будем сраться. Не из-за него же.

– Ну… да.

Не Ане же им заниматься там. А Даня тоже на себя не возьмет, когда ему. Про чужих американских женщин – незнакомых инклюзивных сиделок – они больше даже не начинали, ну не хватало их еще в новом доме.

Еще несколько минут говорят.

– Ну ладно. Я и сам думал. Просто как-то… не знаю.

– Ну!

– Ладно.

– Не возьмем?

– Не возьмем, – слышит Дима из-за угла. Слова отца. Ноги сгибаются в кривые ходули, в деревяшки для паданья. – Может, там он действительно ни к чему.

Что такое рисунки хуюнки? Мама сейчас говорила. Не знаю. Что то про меня.

Им будто страшно мне показалось. И мне тоже. Но они уезжают а