Читать книгу "Money БЖИГ - Верджилия Вайт"

поток чувств, событий и надежд, складывались в единое русло, позволяя насладиться этим размеренным спокойствием. Оно порождало настоящую любовь к своему делу, и каждое новое, становилось значимым, сковывая новое звено единой цепи.

— Как это случилось? — Заир наблюдал за моими действиями, продолжая разминать для меня глину.

— Рак, — говорить с Заиром было легко, наверное, от того, как внимательно он слушал меня, и самое главное хотел этого, по крайне мере, мне так казалось, — у неё был выбор сделать аборт и пройти курс химиотерапии, но она выбрала меня, а после рождения сгорела за год.

— Значит, тебя воспитал отец.

— Бабушка, отец до сих пор не примирился с её выбором.

Мои слова вызвали в нём диссонанс, он то открывал рот, чтобы возразить, то закрывал его, до конца понимая смысл слов.

— А ты? — вдруг произнес он, и это погрузило меня так глубоко в себя, что не хотелось подниматься.

Простой вопрос утащил меня на самое дно, в глубину сознания, где была только неизведанная мне пустота. Она была осязаемой, тяжело было даже вздохнуть, хотелось свернуться в глубок и позволить ей захлестнуть меня волной. Унести глубже, где боль ощущалась кожей, а потеря была настолько ощутимой, что отнимались конечности. И никогда не могла эта пустота наполниться, только поглощать и разрывать всё больше материи.

— Прости. — Заир не увидел реакции на моем лице, а я смотрела словно сквозь него. — Значит, ты немного экономист. Юля говорила, ты бросила учёбу в ВУЗе.

Он качнул головой в сторону учебников, и это помогло мне прийти в себя. Я понимала, что сейчас не время и не место для таких переживаний, и снова закрыла в себе эту дверь, не позволяя утащить меня за собой.

— Отец выбрал за меня, а я не хотела его расстраивать, пока от моего нежелания, меня не поперли с учебы за долги. — Глина в руках немного затвердела, видимо, я долго просидела, сверля глазами грудь Заира. — А что у тебя?

— Отучился на инженера, нужно было поддерживать строительный бизнес отца.

— Неплохо, я думала ты шашлычной заведуешь. — Засмеялась, осознавая абсурдность стереотипов.

— Старая шутка, но шашлыком тебя когда-нибудь угощу.

Заир протянул мне мягкий кусок глины. Продолжила лепить подобие лица, которое я оттачивала несколько месяцев, но оно всё равно получалось кривым.

— Почему ты не хочешь жениться? У вас же это впитывается с молоком матери — восемнадцать есть, пора и честь знать.

— Всему своё время и этот выбор хочу сделать сам, а не придумывать тысячу оправданий, чтобы не знакомится с очередной подобранной девушкой. Мне нужна супруга со стержнем.

— У твоей матери стержень покруче многих, значит и у других девушек…

— Да, только отцу выбирали другую невесту, а с мамой он сбежал в Россию.

Удивилась, знала бы я это тогда, по-другому бы строился наш разговор с его родственниками. Недовольно оглядела глиняную голову и смяла её в кусок.

— Супруга со стержнем, — передразнила Заира изображая акцент, — любишь, когда тобой командуют.

— Люблю правду и взаимопонимание. — Поправил меня мужчина.

Глава 16

Старенький двор с годами пустел, детская площадка ломалась, убирались турники, горки, вместо них оставался песок и растущая парковка. Люди, казалось, уподоблялись тому же, меньше улыбок, внимательных, любознательных умов, любовь к жизни увядала, все больше становилось равнодушия и болезненной погруженности внутрь себя. Серый стал оттенком не только старых сооружений, выцветших стен и дорог, он становился центральным, яркие цвета теперь же были слишком вычурными, тяжелыми.

Тихое постукивание в дверь, перед тем как открыть, маленький ритуал, который должен был успокаивать бабушку, судя по всему, уже не работал.

— Ироды, повадились в мою квартиру таскаться, — конец клюшки устремился между моих глаз. — Я вас всех изведу.

— Бабуль, тебе надо было охранником работать, а не фармацевтом, — убрала палку от своего лица, пока та не уперлась мне в грудь.

— Прознала про меня, прежде чем идти, — старая шагнула вперёд, орудуя клюшкой как индеец во время ритуала. — Не на ту напала. Я ещё в советское время на рынке палатку держала, таких, как ты ссаными тряпками отгоняла, без помощи и крыши.

— Ба, ты мне в детстве об этом рассказывала, — поставила пакет, и сняла обувь, всё ещё находясь под прицелом. — Помнишь? Было моё день рождение, ты торт испекла, а когда отец не пришел, начала отвлекать историями.

Клавдия не реагировала.

— Вот, например, — помассировала виски, вспоминая тот вечер. — Отцу, когда двадцать было, он нарвался на хозяина кафе «Прага». Ты его тогда месяц на даче укрывала, чтобы его в лесу не закопали.

— Хорошее было время, — бабушка убрала палку, оперлась о неё руками и улыбнулась, — я его тогда в багажнике из города вывозила. Кто бы мог подумать, что у этого проклятого коммерсанта подвязки есть.

— Видишь, откуда бы я это могла знать.

— Ты мне зубы-то не заговаривай!

Махнула на неё рукой, подхватила пакет и направилась к холодильнику. Я так могла простоять ещё час, а то и два, пока она соизволит сложить два плюс два. А меж тем, нужно было ещё что-нибудь приготовить.

— Вспоминай, давай. Ленты ты любила мне в школу повязывать, бирюзовые, и под цвет сумку себе купила, чтобы мы гармонировали.

— Сумку помню, — Клавдия присела на диван, с недоверием поглядывая за моими действиями.

— А помнишь, когда я в школе подралась с Сашкой Ерёмичевым, его мать приехала со мной разбираться, а ты её этой же сумкой огрела.

— Вспомнила, — лицо Клавдии озарилось, морщинки по-доброму заиграли у её глаз. — У меня тогда кирпич в сумке был, хотели же с тобой поделку делать на конкурс.

— Ага, — села рядом, — ты была моим героем.

Этот лучик надежды восполнил во мне силы, маленькое радостное событие, которое осветило этот день от полного мрака. Напекла блинов с любимым малиновым вареньем Клавдии, приготовила и первое, и второе, чтобы она могла не заботиться о таких мелочах, и больше бывала на свежем воздухе. К сожалению, гулять она могла только с соседкой или одна, поскольку меня быстро забывала и устраивала на весь двор истерику, а у отца не было времени.

— Ада, Адочка, забудь ты уже про бабку, своей жизнью займись, — Клавдия вытерла уголки губ платком, и свернула треугольником новый блин. — Плохо это, когда молодые за старых цепляются и жизни не видят.

— Бабуль, хватит, ты меня ничем не обременяешь.

— Дело-то не в обременении, — она отвернулась, махнула пальцами и потерла лоб, — Тебе слово про отца или меня, уже слезы на глазах. Нельзя так, отпусти на время, не мучай себя.

— Ничего подобного.

— Вот, опять, ладно