Читать книгу "Песенка про любовь - Юлия Гойдт"

по поводу новых жильцов. Все опасались, что квартира отойдёт или какому-нибудь вздорному семейству, или вообще некоей асоциальной личности. Так что моё появление было воспринято весьма и весьма благосклонно. Единственное, что было плохо, это их воспоминания. Каждый раз они доводили меня почти до обморока разговорками о периоде нашей с Сергеем влюблённости. Как выяснилось, все всё тогда видели и всё знали. Теперь они меня жалели и расспрашивали о матримониальных планах, причём так, будто я и не сообщила уже им раз сто, что замуж пока не собираюсь, потому что учёба и всё такое. Каждый раз бабки скорбно кивали и вздыхали о том, что, ах, какой славный мальчик был Серёжа Галицын, не то, что все эти нынешние лоботрясы…

Вот и сейчас они вогнали меня в стойкую депрессию. Войдя в квартиру, я уложила ёлку лысым боком на палас, ушла в Серёжкину комнату и улеглась там на кушетку. Я свернулась в три погибели и укрылась с головой своим походным пледом.

Сон обрушился на меня мгновенно. Только что я ещё раздумывала над тем, что вечером надо будет подумать над новой задачкой, которой меня снабдил Юрик, но в следующий момент вдруг оказалось, что я стою посреди узкой улочки в жарком южном городе. Слева от меня глухая белая стена из грубой каменной кладки, справа такая же стена, но с узкой двустворчатой деревянной дверью. Я стою ближе к сплошной стене, в её почти чёрной тени. Посреди улицы проходит чёткая граница, за которой имеет место быть ослепительный, почти такой же глухой, как тень, солнечный свет. И вдруг из двери стремительно выскакивает какой-то человек и кидается ко мне, сходу хватает за плечи и начинает целовать. Я замечаю, что под его натиском падаю, и очень пугаюсь. От этого испуга я и проснулась. Села с колотящимся сердцем, нащупала в кармане мобильник и поняла, что спала всего несколько минут. Подсознание сыграло со мной весёлую шутку. Причём, я была уверена, что этот человек во сне был Сергей.

Я решительно встала, оделась и снова вышла из дома. Я уже давно собиралась поискать какую-нибудь работу и видела тут одно объявление. Вообще-то у меня имелся выбор. В непосредственной близости от моего нынешнего дома находились два объекта, где требовались работники: цветочный магазин и заведение Людмилы Таракановой. В цветочном магазине я уже побывала. Там предлагали чистую должность продавщицы и даже дали мне понять, что я подойду. Вот только график работы меня не очень устраивал. А у мадам Люси, которая держала кошачий питомник, я ещё не была и решила наведаться сейчас.

Мадам встретила меня в рабочей одежде, что мне сразу понравилось. Значит, человек она вполне серьёзный и знающий, раз ведёт своё дело сама. В питомнике у неё содержалось голов двадцать взрослых особей обоего пола и два гнезда с молодняком. Породы были представлены только две из самых популярных: персы и сиамцы. Я просунула палец в ближайшую клетку, и меня моментально куснули, а потом так же быстро зализали ранку, я даже дёрнуться не успела.

— Ну, надо же, — умильно сказала мадам. — Царица Савская ещё никого так быстро не принимала. А ну… возьми её на руки!

Я пожала плечами и открыла клетку. Мне на грудь моментально выметнулась роскошная старая очень красивая сиамка — вся голубая с чёрной мордочкой и сизыми тонкими лапами — и взялась тереться шёлковыми щеками о мои скулы. При этом она так звонко мурлыкала, будто я была вожделенным ведром валериановых капель. Мадам Люси даже прослезилась. Собственно, в этот момент она и попросила звать её Люси. Произносится с ударением на «лю».

Я узнала, что от меня требуется приходить сюда на два часа утром и на два часа вечером, кормить всю братию и вычёсывать персов.

— Понимаешь, — сказала мадам. — У меня работает постоянная опекунша, но она жалостливая и способна или перекормить, или угостить каким-нибудь шоколадом. И расчёсывать их ей жалко, больно им, понимаешь… Возьмёшься?

Я поинтересовалась оплатой. Мадам сказала, что не обидит. Как показали дальнейшие события, она и в самом деле умела оценить хорошо сделанную работу.

Когда, договорившись о том, что приступлю к своим обязанностям сразу после нового года, я возвращалась домой, позвонили родители. Егорушка осчастливил их сегодня первым выученным стихотворением. Мне эту новость пересказали десять раз с различными подробностями и многочисленными комментариями, а так же историями из моего собственного младенческого прошлого.

Не успела я, расслабленная приятным разговором, войти в квартиру, как снова раздался сигнал вызова. На этот раз позвонил Артём и попросил включить телевизор.

Я выполнила его просьбу и буквально обалдела. На экране разворачивалась умопомрачительная погоня под что-то рок-н-рольное. А главным действующим лицом был Тёмка, романтически длинноволосый и в соответствующих лохмотьях. Он палил из пистолета и изображал очень положительного героя. Ещё он там офигительно красиво целовался с разными бабами и вёл себя с ними сильно благородно. Я даже увлеклась. Когда пошли титры, он позвонил опять.

— Ну? — спросил Артём.

Вместо ответа я неприлично заржала. Было слышно, как он плюнул. Потом он сказал:

— Открой, я за дверью.

— А я не дома, — ответила я.

— Открой! — сказал Артём. — Я замёрз нафиг!

Он действительно топтался на пороге с бутылкой шампанского.

— Родителей дома нет, — пожаловался Артём. — И пойти больше не к кому.

— Молодец, что пришёл, — сжалилась я. — Не обижайся, всё классно…

Не удержалась и снова принялась хохотать.

— Вот дура, — обиделся Артём и вдруг, притиснув меня к стене, попытался поцелуем закрыть мне рот.

Но я никак не могла остановиться. Хохот по-прежнему меня душил.

— Я хочу, как вон ту рыжую! Вот сюда и сюда!

Артём ушёл на кухню, плюхнулся на табурет и уткнулся лбом в сложенные руки. Я перепугалась.

— Тёмка, ты чего?

— Все или плюются или смеются, — глухо сказал он. — Я бездарность!

Опс! Всё было куда как серьёзнее, чем я подумала. А подумала я о том, что Тёмка решил похвастаться своей первой по-настоящему крупной телевизионной работой.

— Артём, — осторожно позвала я.

Он вдруг вскинулся, остро глянул на меня и пружинисто поднялся. На губах у него возникла мучительно знакомая ассиметричная улыбка. Когда он двинулся ко мне, я даже не попыталась уклониться, так и стояла, как загипнотизированная. Артём по-хозяйски притянул меня к себе и, прихватив затылок растопыренной пятернёй, стал целовать. Я испытала смутное ощущение дежа вю. Артём некоторое время терзал мой рот вдруг затвердевшими, напряженными губами. Потом на секунду оторвался и непривычным для себя полузнакомым глуховатым голосом пробормотал:

— Эстрелла моя…

И всё встало на свои места.