Читать книгу "Мороз и ярость - Лиззи Принс"

от того, что кто — то еще увидит его обнаженное тело. Мне нужно взять себя в руки. Я перевожу взгляд обратно на свое отражение, но мои глазные яблоки думают сами за себя и возвращаются к золотому парню.

Другой мужчина стоит прямо за ним, они вдвоем выглядят как смерть от соблазна. Его темная кожа покрыта черными татуировками, с нее капает вода. Капли разбрызгиваются по комнате, когда он качает головой, стряхивая их со своих коротких черных волос. Он подмигивает мне в зеркале, когда ловит мой взгляд. Я закатываю глаза, выплевываю зубную пасту и бросаю зубную щетку обратно в корзину.

Ларк игнорирует бледноглазого мудака, но он наклоняется и вторгается в ее пространство, как подонок. Все напряжены, и я предполагаю, что это разделительная черта. Собираемся ли мы предоставить друг другу самим защищаться или будем порядочными людьми?

— Ты можешь отойти? — Я смотрю на придурка, который облизывает губы, как будто я пригласила его поИграть.

— Ты ревнуешь? Не хочешь, чтобы я обратил внимание на кого — то другого?

Ларк смотрит на меня, прикусив уголок губы.

— Очевидно, что ты не в курсе, поэтому позволь мне ввести тебя в курс дела. Она не хочет, чтобы ты был в ее пространстве. Я не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Чего я хочу, так это смыть кровь и пот и почистить зубы в гребаном покое.

Его губы кривятся в недружелюбной улыбке. — Тогда почему ты не можешь перестать пялиться на мое полотенце?

— Потому что никто из нас не хочет видеть твой крошечный бледный член. Сегодняшний день и так был достаточно трудным, — говорит женщина с косами викингов по другую сторону от Ларк ровным тоном, без эмоций на лице.

— Твое мнение никого не интересует, Грир, — огрызается бледный парень.

— И никто не хочет видеть твою бледную задницу, Престон, — по — видимому, бросает ему в ответ Грир.

Горячие братья позади меня бредут к раковине. Тот, что с татуировками, проскальзывает между Ларк и Престоном и улыбается ей сверху вниз. — Не возражаешь, если я позаимствую раковину?

Она хватает свою корзину с вещами и отходит с застенчивой улыбкой. Черт. Эту девушку здесь разорвут на части.

— Почему бы тебе не пойти и не подготовиться к завтраку, Престон? — Золотой парень остается на месте, его бесстрастный взгляд оставляет меня в неведении относительно его чувств к этой ситуации.

Престон сердито смотрит на него, держась за полотенце так, словно оно вот — вот упадет. Боги, пожалуйста, не дайте ему упасть. Мне не нужно видеть член этого мудака.

— Ты здесь не главный, Атлас. Каждый из нас — чемпион.

Атлас ничего не говорит; он просто смотрит на Престона сверху вниз, как будто у него есть все время в мире. Престон наконец отводит взгляд и выходит из ванной, но не раньше, чем врезается плечом в Атласа.

Было бы слишком надеяться, что все это дело обойдется без драмы, по крайней мере, когда мы не были в центре внимания. Мне следовало бы догадаться.

Я принимаю самый быстрый душ в своей жизни.

ГЛАВА 7

Я

вошла в столовую последней. От ароматов блинчиков, бекона и кофе у меня сердито урчит в животе. Я игнорирую других людей, когда вхожу в комнату. При ближайшем рассмотрении оказывается, что стены, обшитые деревянными панелями, потрескались, а на столах есть вмятины. Там есть третий стол, придвинутый к дальней стене и заставленный чрезмерным количеством продуктов для завтрака.

Над столом по беззвучному телевизору показывают программу новостей. Идут субтитры, и мое сердце подскакивает к горлу при виде заголовка. «Женщину, подозреваемую в том, что в ней течет кровь Фурии, вытащили из дома и сожгли на городской площади.» Я несколько раз моргаю, прежде чем экран снова становится четким. — Жрецы заявляют, что ситуация под контролем и подтверждают, что со всеми известными Фуриями будут быстро разбираться.

Новости переходят к другой истории. Какой — то пафосный материал о новом альбоме певца Отиса Кармайна. Я перевожу взгляд с экрана на стол, ломящийся от еды. Здесь есть выпечка, рогалики, фрукты, йогурт, а также столько сосисок и груды бекона, что хватило бы накормить армию. Все это стоит на столе рядом со стопками блинов и вафель. Это больше еды, чем я когда — либо видела за всю свою жизнь.

Торговля работает не так, как раньше. Для обычных людей на территории Зевса жрецы контролируют все. Они определяют, какие продукты и товары они разрешат ввозить в город. Мои школьные учебники были древними, и информация в них была о том, как проснулись боги. Ходить в школу каждый день и читать о том, как все было раньше, было просто еще одной пощечиной. Напоминание обо всем, к чему у нас больше нет доступа. Свежие продукты — одна из таких вещей. Если у вас было хоть немного зелени на заднем дворе, то вы могли иметь сад; в противном случае вы выживали за счет переработанных и консервированных продуктов. Но даже они могли быть дефицитом, в зависимости от настроения жрецов вашего города в тот или иной день.

Однажды я спросила об этом своего отца. Почему боги скрывают от нас еду. Почему они не хотят, чтобы мы получили хорошее образование. Он сказал мне, что богам все равно. По крайней мере, Гере и Зевсу, на территории которых мы жили. Они не были озабочены управлением, поэтому оставили это на усмотрение жрецов. Их это очень волновало. Они заботились о том, чтобы контролировать людей, держать их слабыми и необразованными.

Жрецы и элита, те, кто пользуется благосклонностью богов, живут в совершенно ином мире, чем все мы. Они купаются в богатстве. Всем остальным чертовски не повезло. Нам достаются остатки, объедки, которые элиты не хотят и не могут использовать. Те, к кому благоволили боги, уже занимали руководящие посты до пробуждения. Они владели компаниями, которые заставляли мир вращаться. Боги, должно быть, нашли в них что — то полезное и сохранили их при себе. Они стали их двором, их самыми пылкими поклонниками. Остальные из нас стали бременем для общества.

Вид всей этой еды выводит меня из себя. Мы ни за что не съедим все это, и что потом? Они собираются выбросить все это на помойку.

Я не идиотка. Если я планирую остаться в живых, я должна быть сильной. А для этого нужна еда. Я беру тарелку с другого конца стола и накладываю себе всего понемногу.