Читать книгу "Вызов - Ирина Ячменникова"

пасть, всклокоченная белая шерсть.

Застонав, вор сорвался с места. Кое-кто явно не поскупился на золото ради возмездия. Сложно сказать, что сильнее обидело рыжего: кража кулона, отказ от сомнительного предложения или личное оскорбление. Не стоило рассчитывать на снисхождение. Следовало убраться из города в ту же ночь! Да кто ж отправляется в путь без монет и припасов?

Крыша, доска, новая крыша, прыжок на соседнюю. В бегстве ощущался устойчивый ритм, хотя каждый поворот требовал спешной импровизации. Мысли ухватились за единственную цель: добраться до реки, чтобы сбить ищейку со следа. Остальное только мешало.

На новом рывке Ро снова ощутил, как кулон бессовестно жжётся. Он запетлял, как полоумный, предчувствуя беду, и не сбавляя ходу влетел в возникшего перед ним Кагмара. Халасатец появился из воздуха и был удивлён не меньше беглеца, когда оба покатились по скату, отшибая локти. Звякнули оброненные ножницы — длиною в фут, с богатой чеканкой на продолговатых кольцах. Вор явственно успел их разглядеть, когда падал, а потом ослеп от тысячи вспышек, колючих оранжевых искр, закопошившихся прямо в глазницах.

— Убью! — завопил Кагмар где-то поблизости. — Бишак, лови его!

Крик отрезвил Ро, и следом вернулось зрение. Он всё ещё катился, приближаясь к краю, но вовремя подскочил, не сбавляя скорость, и воспользовался инерцией, чтобы прыгнуть.

Лапа белого биста пронеслась в дюйме от драного рукава, обдав его дуновением, и беглец перемахнул через десятифутовый пролёт. Он летел головой вперёд, потому сгруппировался, перекатился, чудом не сломав шею и спину, а потом очутился на ногах, чтобы продолжить бежать. Видел бы его сейчас капитан — мигом настрочил бы рекомендацию в воздушный флот. Хотя то глупости и фантазии! Единственное, на что мог рассчитывать дезертир, — приказ о повешении.

Черепица, мостки, балконы, ступени. Всё проносилось мимо, неважное и размытое. Сердце стучало, рёбра скулили, лёгкие нещадно сжигали воздух. Кулон то успокаивался, то оживал, будто и сам желал пуститься наутёк. Глаза метались по пейзажам улиц, но не находили возможностей, потому ноги создавали их сами. Быстрее. Дальше. Больше всего на свете Ро жалел, что не умеет летать. Нужен был такой трюк, такое препятствие, чтобы ни человек, ни бист не смогли состязаться. Силы почти на исходе, и единственное, что оставалось — бросить самому себе вызов.

Небо было слишком синим, а солнце слишком ярким, чтобы больше никогда их не видеть. За свою жизнь Ро часто падал, но и немыслимое совершал нередко. Пролегающий впереди проспект был значительно шире провала между казармами, но заметно у́же пропасти между Алуаром и свободой. Правда тогда Ро был юнее, и легче, и полон сил. Тогда у него не ныли кости и потроха. Тогда он не обходился одной грушей в два дня и ничего не знал о настоящей жизни.

Дом кончился и началась пустота. Подошва правого сапога оттолкнулась от черепицы, колени взлетели почти до груди. Ветер затрепал рукава с одобряющим свистом. Футы сгорали, как подожжённый фитиль. Край заветной крыши нёсся навстречу. Никакие законы природы не были способны препятствовать желанию выжить, правда не всегда могли его утолить. Не хватило совсем чуть-чуть, чтобы приземлиться на крепкое здание. Руки загребли по воздуху, пальцы царапнули голую стену, тело рухнуло вниз, задевая короткие подоконники. За вспышками резкой боли последовал беспощадный удар, и самый солнечный день поглотила кромешная тьма.

* * *

Чёрная пелена давила и обволакивала. Она казалась мучительной, однако, когда её пронзил свет, стало ещё хуже. Света было не много — слабые пятна, но их хватило, чтобы зайтись стонами.

Мир вокруг не спешил проясняться. Прежде всего ощущался холод и что-то жёсткое упиралось в висок. Боль особенно остро пульсировала где-то там и волнами пробегала по телу. Прошло немало минут, прежде чем пальцы нащупали каменный пол. Стылый, да в общем-то ледяной и немного влажный. Как сталь на морозе. И запах стоял отвратительный, словно рвоту смешали с кровью. Тошнота сушила глотку и крутила желудок.

Как гвозди, забитые в лоб и затылок, в сознание вонзились резкие звуки. Возня, звон ключей, скрежет решётки, голоса. Для нового стона недоставало воздуха, а хотелось орать.

— Я разве просил его убивать?

— Так ведь живой! Был… Минут десять назад.

— Ну и что вы с ним делали?

— Ничего! Светочем клянусь, я его и пальцем не тронул! Никто из нас! Он сам с крыши сиганул! Дурной какой-то!

— Дурной, — согласился язвительный голос Рамифа.

— Но полетел красиво, — продолжил объясняться Кагмар. — Если он без нача́ров так прыгает, боюсь представить, что будет…

— Что будет⁈ Ты мне почти что труп притащил! — не сдержал злость рыжий, и что-то громко шандарахнуло по металлу.

— Так это я его ещё поймать успел, — уже с меньшей уверенностью выдал наёмник. — Точнее замедлить… Но и то было сложно! Ваш кулон, надо полагать…

— Ну ты, конечно, молодец. Но много ли мне радости его теперь избивать?

— Так дышит же, глядите!

— Вот как ни увижу тебя — кольцевой, а как ни посмотрю — идиот беспросветный. Исчезни, пока не оказался на его месте!

Судя по торопливым шагам, Кагмар предпочитал пожить подольше и о собственном здравии пёкся сильнее прочего. Сапоги застучали звонкими подошвами, отчего у пленника усилилась дурнота. Как же ему хотелось умереть или снова провалиться в черноту забвения! Даже тусклый свет причинял много боли, не говоря уже об изломанном теле. Ро осторожно пошевелил кистями, затем пальцами ног. Он лежал на спине, но перекошено, завалившись на левое плечо и лопатку, нелепо раскинув руки и ноги. Комната покачивалась туда-сюда, но постепенно обретала равновесие. Морщась, вор оторвал щёку от пола и со стоном водрузил затылок на камень.

Носок чужого сапога упёрся в бок. Это был не удар, а лишь лёгкий тычок. Способ растормошить. Брезгливая попытка привлечь внимание.

Превозмогая агонию в каждом суставе, Ро подтянул ноги, приподнялся на локтях и, стиснув зубы, отполз. Спина упёрлась в стену уже через пару мгновений. Комнатушка длиной оказалась не больше десяти футов и не имела ни окон, ни мебели. Повсюду жёсткий камень и грязные тени. Оставалось лишь забиться в угол и сожалеть,