Читать книгу "Испытание правдой - Дуглас Кеннеди"

— Но посмотри, чего ты добился здесь, в Вермонте. Я хочу сказать, ты знаменит…

— Разве что как радикал-однодневка. Но как только закончится эта война, мои пятнадцать минут славы испарятся вместе с ней… и в этом нет ничего плохого.

— Но как же твоя книга о Джефферсоне?

— Это было десять лет назад, Ханна, и с тех пор я не опубликовал ни строчки. В этом виноват только я. Распыляю усилия или, как говорят, слишком разбрасываюсь. Я ведь начал еще три книги после Джефферсона. Но ни одну так и не смог довести до конца. Боюсь, опять струсил.

— Отец, а ты не слишком ли требователен к себе?

— Скорее, слишком жалею себя. Извини, что вешаю на тебя свои проблемы.

— Ничего ты не вешаешь. Наоборот, я очень рада, что мы можем поговорить по душам.

Он взял мою руку, крепко сжал, потом глубоко вздохнул. Мы допили шампанское. Отец поднялся:

— Что ж, мне пора домой.

— Я буду скучать по тебе в Рождество.

— А уж как я буду скучать по тебе…

За полгода я как-то приспособилась к отсутствию матери в моей жизни. Хотя меня по-прежнему возмущало, бесило и обижало ее поведение, что-то во мне скучало по ней. Почему она решилась все разрушить ради своей гордыни? Почему была так решительно настроена на то, чтобы подчинить меня своей воле? Я знала ответ на эти вопросы. Собственно, она сама дала его: просто могу, и все.

И пока я не попрошу прощения…

О, к черту все!

Мне удавалось придерживаться этой линии всю зиму и весну. К счастью, я была очень занята, с азартом окунулась в учебу (особенно мне полюбился Бальзак — его романы были сплошь про разбитые семьи), а свободное время проводила с Марджи в кампусе, где мы курили до одури. После Рождества мое невинное увлечение сигаретами превратилось в пагубную привычку. Когда Дэн впервые заметил, что я стала дымить как паровоз, он только спросил:

— Сколько за день?

— Около двадцати.

Он лишь пожал плечами:

— Твой выбор.

Хотя он, возможно, и не одобрял этого, лекций о вреде курения читать мне не стал… тем более что студенты-медики поголовно смолили прямо на лекциях.

Марджи, разумеется, была в восторге от того, что я влилась в ряды заядлых курильщиков.

— Я знала, что ты постепенно втянешься.

— Откуда? — удивилась я.

— Ты такая правильная, тебе просто необходимо иметь хотя бы одну дурную привычку. А прелесть в том, что когда ты приедешь в Париж на следующий год, то будешь в струе. Насколько я слышала, большинство французов вручают своим детям, достигшим двенадцати лет, пачку «Галуаз» и разрешают дымить.

Я затушила сигарету и тут же закурила следующую.

— Не думаю, что поеду в Париж, — сказала я.

Теперь настала очередь Марджи затушить свою сигарету. Она посмотрела на меня с беспокойством и неодобрением:

— Ты серьезно?

Я избегала ее укоризненного взгляда.

— Боюсь, что да, — ответила я.

— Надеюсь, не Дэн останавливает тебя?

Наоборот, Дэн активно поддерживал идею семестра во Франции, обещая, что приедет ко мне на День благодарения, и убеждая в том, что мне просто необходимо пожить в Париже.

— Ты же знаешь, он на такое не способен, — сказала я Марджи.

— Выходит, ты сама это придумала.

Это был не вопрос, а констатация факта… причем она попала в точку. Никто на меня не давил, не намекал, не предостерегал от возможных опасностей путешествия. Нет, я сама отговорила себя от заграничной стажировки, и всему виной был глубоко затаившийся страх: если я уеду в Париж, то Дэн меня бросит. Я знала, что это абсурдный страх, смешной и глупый. Но я никак не могла вырваться из его липких лап. Страх — удивительная штука. Стоит ему вцепиться в тебя, и ты уже не можешь его стряхнуть. Конечно, мне следовало поговорить с Дэном напрямую, рассказать о своем беспокойстве, но каждый раз, когда я собиралась начать разговор, в моей голове рождался другой страх: если ты признаешься ему, что боишься оказаться брошенной, тогда он точно бросит тебя.

Поэтому я дождалась окончания срока приема заявки на стажировку в Париже, после чего сообщила Дэну о своем решении. Он не был разочарован. Возможно, слегка удивлен, ведь я вывалила ему целый список надуманных причин, кульминацией которого стала: «И конечно, я бы скучала по тебе». В подтверждение своих слов я потрепала его по волосам.

— Но не стоило из-за этого запирать себя здесь. Как я уже говорил, я бы приехал к тебе на День благодарения. Мы бы расстались всего на двенадцать недель… это сущая ерунда.

О боже, я знала, что он здравомыслящий.

— А почему бы нам с тобой не съездить в Европу летом, после окончания университета? — предложила я.

— Это круто, но мне совсем не хочется, чтобы ты сейчас оставалась из-за меня или из-за глупого страха, что ты вернешься, а меня здесь не будет. Потому что — и ты это знаешь — такого просто не может быть…

— Я знаю, — пришлось солгать мне. — Но я уже все решила… и это к лучшему.

Он внимательно смотрел на меня. Я была уверена, что его озадачило мое решение; он не поверил ни единому моему слову и теперь гадал, какого черта я так поступила. Но Дэн не был бы Дэном, если бы стал требовать от меня объяснений.

— Твой выбор, — лишь сказал он.

А вот отец сразу догадался, в чем дело. Мы, как всегда, сидели за ланчем в нашей закусочной, когда я выложила ему новость.

— Это ведь из-за нее?

— Не совсем, пап…

— Мне бы хотелось в это верить, — сказал он.

— А разве это имеет значение?

— На самом деле имеет.

Его голос был строгим и даже каким-то раздраженным. Я еще больше занервничала.

— Просто я думаю, что сейчас не самый подходящий момент для поездки в Париж.

— О, что за чушь ты несешь, Ханна!

Меня ошеломила его реакция.

— Ты принимаешь решение, думая о безопасности, и это в такой период твоей жизни, когда безопасность тебя должна волновать меньше всего…

— И ты еще осмеливаешься читать мне лекции о безопасности? — вдруг разозлилась я. — Особенно после тех игр, в которые ты играешь…

Я замолчала.

— Извини, — тихо произнесла я, доставая из пачки сигарету.

— Наверное, я заслужил это, — сказал он.

— Нет, ты неправ. Но я уж точно не заслужила того дерьма, что вывалилось на меня за последние месяцы. И если бы мама была чуть более счастлива…

— Твоя мать никогда не была счастлива. Никогда. Так что, пожалуйста, не думай, что, если бы я сделал ее счастливой, она бы никогда так не поступила с тобой. Твоя мать ко всем цепляется. Обуздать ее невозможно. И поэтому я ухожу от нее.