Читать книгу "Книга одиночеств - Линор Горалик"

— А что же это такое, если не наука? — спрашивают наконец.

— Астрология — это искусство, — объявил астролог.

И тогда астрономы расслабились, обрадовались, стали подсаживаться за его столик, знакомиться, хлопать по плечу, благодарить.

Никакого публичного избиения так и не вышло. Напротив, астрономы то и дело подкарауливали гостя в темном коридоре и, смущенно озираясь по сторонам, просили составить гороскоп — им и членам их семей. Потому что если астрология не наука, а искусство — значит, выходит, вполне можно ученому человеку ею пользоваться. Это, выходит, вроде как в кино ходить или книжку читать. Ничего страшного.

Вдохновившись этим примером, спешу заверить всех заинтересованных лиц: то, чем занимаюсь я, конечно же, не литература. Совсем не литература. Ни в коем случае не литература. Упаси боже.

Так, искусство…

Эта книга посвящается девочке Асе четырех лет,

которую занятые родители отправили на лето в деревню к прабабушке. Старушка, как это принято в наших широтах, добрая душа и религиозная дурища.

Результат вышел восхитительный. Приехав навестить ребенка, родители слышат следующее теологическое рассуждение.

— Бог, — говорит ребенок, — о нас заботится. Как бабушка о курочках и свинках. А потом он нас кушает. Как мы с бабушкой курочек и свинок.

Одно из множества удивительных детских открытий.

Эта книга посвящается Ленке,

которая не смогла отпроситься у мамы и переночевать у меня 7 ноября 1981 года. И, как выяснилось позже, правильно сделала.

Семейного праздничного застолья в том году не случилось: папа занимался личной жизнью, брат мой исполнял обязанности судового механика где-то в районе Бермудского треугольника, а сестричка вовсю предавалась оккупации дружественной Польши в обществе мужа-подполковника.

Поэтому планы мои на 7 ноября были воистину прекрасны и выглядели следующим образом:

— спать до упора;

— читать до вечера;

— вечером гулять с Ленкой, пойти в бар «Айвенго» и заказать там алкогольный коктейль по рублю за стакан (типа, очень круто);

— по обстоятельствам;

— вернуться домой, с Ленкой или без, сварить глинтвейн из заранее припасенной пол бутылки «Алиготе» и вишневого варенья, пить его мелкими глотками и всячески наслаждаться жизнью.

Первый тревожный сигнал поступил уже утром: меня разбудил вой соседского пса Марсика.

Марсик был нечеловечески огромной скотиной, звучной, как иерихонская труба. Его хозяин, дядя Павлик Погосов (этого маленького, сухонького, тщедушного старичка все называли Павликом, а не Павлом, и уж тем более не по отчеству) рассказывал, что взял Марсика в зоопарке. Дескать, щенок был плодом сердечной любви дикой собаки динго и приблудной дворняги.

Так это или нет, не знаю, но без Цербера и псов Гекаты явно не обошлось: очень уж был велик и страшен Марсик.

Людей он, надо сказать, не обижал ни при каких обстоятельствах, но отыгрывался на прочих органических существах: кошек грыз без меры, а раз в несколько дней на нашей лестничной площадке бушевали хозяева очередной убиенной или покалеченной собаки.

В довершение всех бед Марсик практиковал воздержание: течных сук тоже грыз, не пытаясь осеменить. Не видел, вероятно, в том ни счастья, ни своего предназначения.

Дядя Павлик и Марсик жили в соседней квартире, за стенкой. Дом был, надо понимать, хрущевский, тонкостенный, поэтому большая часть моей сознательной жизни прошла под Марсиков лай и вой.

Обычно эти звуки не производили на мой организм никакого впечатления: привычка — великая вещь. Но в то утро вой был какой-то особенно громкий и заунывный. Мои попытки заглушить его радио (телевизор у нас дома почти никогда не работал) не привели к успеху.

Ближе к полудню мне стало ясно, что вой Марсика — не лучший саундтрек к моей единственной и неповторимой жизни. Стук в соседскую стену и звонки в дверь ни к чему не привели. Пришлось уходить на улицу и гулять там до вечера. Было холодно и сыро, но вполне задумчиво и даже романтично, так что мне понравилось.

Вечером мы с Ленкой встретились в условленном месте, отправились в бар «Айвенго», и все у нас там было хорошо.

Потом мы пошли в гости к ее соседям студентам, но соседи по случаю праздника были совсем уж нетрезвые, почти неживые, поэтому быстро стало скучно, и мы ушли.

Ленке, как было сказано выше, мама строго-настрого велела ночевать дома, поэтому возвращаться мне пришлось в одиночестве.

В подъезде, еще на первом этаже выяснилось, что вой продолжается. По мере приближения к нашему пятому этажу, меня охватывал настоящий ужас: жить на фоне этих звуков было невозможно, а деться, собственно говоря, некуда.

Стук и звонки в соседскую дверь опять ни к чему не привели. Из-за прочих стен доносились добродушные застольные ругательства, любительское хоровое пение сытых-пьяных советских людей и нечеловеческие вопли персонажей патриотических кинофильмов. Вроде бы ничего особенного, но вместе это производило душераздирающее впечатление.

Через пару часов до меня наконец доперло, что можно заткнуть уши комочками ваты. Это гениальное открытие позволило мне проспать до утра.

Поутру вой продолжался. Марсик умолк только вечером, когда приехали милиционеры и взломали дверь. Выяснилось, что дядя Павлик умер, и Марсик выл над его телом. Соседи, оказывается, весь день звонили в милицию, но их посылали. Дескать, праздник, 7 ноября, не до того.

Потом нарисовались какие-то родственники дяди Павлика, его похоронили, квартиру заперли до лучших времен (там, как я понимаю, был прописан кто-то из родни, поэтому государству не обломилось). А Марсика, по свидетельству соседки тети Маши, усыпили в ветеринарной лечебнице.

Эта книга посвящается Э.,

который был рядом, когда в доме моем впервые завелся зверь яибусь.

Яибусь — маленькое мохнатое существо сумеречной масти. Голова у яибуся непропорционально велика, тело хрупкое и как бы декларированно незначительное, неприметное. Зато хвост у яибуся очень длинный, конец его невозможно увидеть. Авторитетные специалисты утверждают, что кончик хвоста яибуся сокрыт в Мировой Бездне, а потому хвост можно считать бесконечным.

Живет яибусь в доме под половицей, питается трудовым потом надомников. В офисах почему-то не заводится. Вероятно, опасается Тайных Обрядов Верховных Офис-менеджеров, о которых рассказывают Страшное.

Увидеть яибуся можно на исходе недели кропотливого, нескончаемого труда.

Эта книга посвящается девочке тринадцати лет,

что привязалась ко мне однажды за городом в ходе вымороченного, чужого именинного пикника. Девочка тоже была совершенно чужая; даже имени ее не знаю.