Читать книгу "Олимп, штат Техас - Стейси Суон"

другим, хоть ненамного лучше нынешнего.

Чего он не ожидал — что она все еще в Олимпе. За себя он не переживает: он и в первый раз ее не добивался, лишь позволил ей добиться своего. Если она осталась, завела ребенка — значит, сделала окончательный выбор. Правда, он не знает, как ей удалось склеить отношения с Гепом, а значит, и не поймет, насколько его приезд способен расстроить эту гармонию. Нужно с ней переговорить. Нужен ее совет по поводу того, как лучше сглаживать отношения с братом.

Марч едет к мастерской Гепа, останавливается за квартал. На подходе старательно заставляет себя не пригибаться. Убедившись, что Геп внутри — лицо скрыто маской, от сварочного аппарата летят искры, — Марч поворачивается, идет обратно. Даже если брат и соберется домой обедать, он успеет повидаться с Верой.

Побуждения у него самые чистые. Им нужно побеседовать, причем беседа должна состояться без Гепа. И так, чтобы о ней никто не узнал. У Веры с Гепом нет близких соседей. Можно заехать сзади, через высоко вымахавшие стебли на сорговом поле — он так делал не раз и не два. Если поставить машину за домом, никто не увидит. Марч говорит себе: никто ж не узнает, так и вреда никакого не будет. На миг задумывается о том, как легко изменять в городах, где среди сотни встречных не будет ни одного знакомого.

Едет по окраине Олимпа и, убедившись в зеркале заднего вида, что дорога сзади пуста, сворачивает на ровное поле. Через несколько минут, не нанеся почти никакого ущерба урожаю, останавливается возле двойного ряда лип, которые ведут к заднему крыльцу Веры. Заднему крыльцу Гепа. Прикидывает, что следы шин смоет надвигающейся грозой. Воздух пока не переменился, дождем не пахнет, но запад застит серая полоса, подползает все ближе.

Марч выходит из машины, выпускает собак. Они первым делом метят территорию, потом устраиваются в тени лип. Марч оборачивается, услышав скрип открывшейся задней двери, и вот перед ним Вера, в одном халате. Она его видит, но на крыльцо не выходит. Ни улыбки, ни взмаха рукой, и все же от нее, точно от утюга, исходит тепло. Арло как-то объяснил Марчу, что секрет притягательности Веры — в симметрии. Широко распахнутые голубые глаза, светлые дуги бровей, высокие острые скулы: всё в строгой гармонии, всё на своих местах. Почему это так действует, Марчу не постичь, но ее власть он чувствует постоянно. Волосы у Веры влажные, расчесанные на прямой пробор, они светлыми завитками свисают почти до талии.

Марч обретает голос, но остается стоять под деревом.

— Я вернулся домой. Удивился, узнав, что ты все еще здесь и все еще с Гепом.

Он до этого не сознавал, как вымотался: дорога из Нью-Мексико — сутки без сна, утренняя встреча с семьей, но усталость все же в какой-то момент навалилась на него, Вера же теперь разом ее смахнула.

— Я этому и сама удивляюсь.

— Можем поговорить?

Она стоит молча, склонив голову набок. Потом, передернув плечами, уходит в дом. Он одним махом пересекает двор, взлетает по ступеням, идет за ней в кухню. Как будто он никуда и не уезжал, а последние два года провел, следуя за ней по пятам, дожидаясь, пока она обернется. Он не обращает внимания на маячащие повсюду поделки Гепа: металлический кухонный столик, самодельную мозаику на фартуке кухонного гарнитура. История, которую он любит сам себе повторять, — что это она его добивалась — тут же предстает упрощением, а то и чистой ложью. Для магнитного притяжения нужны два противоположных полюса. Вера открывает холодильник в углу и нагибается — теперь между ними дверца, она скрывает Веру из виду.

— Ты, видимо, думала, что я вернусь раньше, — говорит он. — Знаю, что долго отсутствовал.

— Правда?

Марч слышит, как она переставляет бутылки под досадливое позвякивание.

— Я думала, что у тебя вообще не хватит мозгов уехать, так чего уж там гадать, зачем ты вздумал вернуться.

— Ты считаешь, мне не следовало возвращаться?

Она распрямляется, поднимает глаза, наконец-то встречается с ним взглядом.

— А почему ты спрашиваешь моего мнения?

— Айден сказал, у вас ребенок. Я рад, что все сладилось. И не хочу ничего портить.

Она снова поворачивается к холодильнику, вынимает кувшин с холодным чаем, ставит на стол. Как-то непохоже, что у Веры все сладилось. Марч чувствует хрупкость в женщине, в которой никогда не было ни грана хрупкости. Ужасается тому, что это пробуждает в нем самые низменные порывы, а отнюдь не чувство вины. От ужаса немедленно убеждает себя в том, что неправильно ее понял. Все у нее хорошо. Наверняка они с Гепом счастливы. Ведь вот же она, тут, в их общем с его братом доме.

— Если ты спрашиваешь, стоит ли тебе отсюда убраться ради благополучия моего брака, так на этот счет не волнуйся, — говорит она. — Если вопрос в том, стоит ли тебе убраться ради собственного благополучия, это совсем другое дело.

Марч вспоминает, с каким выражением лица Геп убирал кувалду.

— Ты правда думаешь, что Геп меня изувечит? — Он рассказывает про утреннее происшествие. — И тем не менее, — добавляет Марч, — это ж Геп, а не кто-то. Он все прощает, рано или поздно. По-моему, то, что ты здесь, лучшее тому доказательство.

— Речь не о твоем физическом благополучии, балда. Ты во время драки сегодня утром с катушек слетел?

— Не хочу я заново начинать этот разговор, — откликается он.

Не то чтобы они с Верой много беседовали, пока у них был роман, но если беседовали, то, как правило, о его семье — Вера считала, что им обоим лучше держаться от нее подальше, в том числе и друг от друга. Он по поводу семьи с ней никогда не соглашался. Уехал он не ради того, чтобы ему самому стало лучше. Покинуть город оказалось в определенном смысле просто: чтобы избежать позора, чтобы не видеть, какую боль он причинил брату. Кроме того, он не заслужил права остаться: ему казалось, что в его отсутствие всем полегчает быстрее.

— Мне важно было узнать одно: своим возвращением я не наврежу твоему браку, — говорит Марч. — Так я пойду…

Вера быстрым жестом обрывает его прощание. Он слышит детский голос — тихий призыв к маме, с вопросительной интонацией. Вера выходит из прихожей, и Марч, притом что в детях он разбирается плохо, понимает: голосок не младенческий. Подходит к фотографиям, прикрепленным магнитами к холодильнику. Есть фотографии младенческие, а вот вроде как недавние: Вера держит карапуза лет двух, с темными кудрявыми волосами и маминым ртом.

Она возвращается в кухню одна, встает с ним рядом, дотрагивается пальцем