Читать книгу "Безумие толпы - Луиза Пенни"

учет. В зале пятнадцать детей.

– Merci. Инспектор Лакост, вы слышали?

– Слышала. Я этим занимаюсь.

Гамаш видел, что толпа в зале подается вперед. Профессор Робинсон подошла к moment juste[29].

Шум в зале стал усиливаться, когда протестующие очнулись и стряхнули оцепенение.

– Позор! – восклицали одни.

– Слишком поздно! – кричали другие.

Это прозвучало как некий первобытный вызов и ответ на него. Как барабанная дробь перед сражением.

– Куда ушел инспектор Бовуар? – спросил Гамаш агента у дверей.

И услышал, как профессор Робинсон, прервав паузу, произнесла:

– Но решение есть. – (Гамаш тем временем внимательным взглядом прошелся по толпе. Казалось, она пульсирует от возбуждения.) – Для этого требуется мужество, но я думаю, оно у вас найдется.

– Он в зале, – ответила Гамашу агент.

– В зале? – переспросил старший инспектор. – Вы уверены?

Если Жан Ги и в самом деле направился в зал, это означало, что он нарушил приказ Гамаша, покинул свой пост и, хуже всего, взял с собой пистолет. И теперь в толпе находился пистолет с боекомплектом.

Этот поступок был не только шокирующим, но и непростительным.

– Да, сэр, уверена.

– Позор! Позор! – скандировала половина толпы.

– Слишком поздно! – раздавался гневный ответ.

– …Деньги, время и знания расходуются впустую. Безнадежно. Даже бесчеловечно. Вы хотите, чтобы ваши родители мучились, чтобы страдали ваши дедушки и бабушки, как и многие до них?

– Нет! – хором ответила часть толпы.

– Вы хотите, чтобы мучились ваши дети?

– Нет!

– А они будут мучиться. Они уже мучаются. Но мы можем изменить это.

Гамаш шагнул на сцену, чтобы быстро оценить происходящее в зале. Он увидел, что, хотя ситуация взрывоопасная, его люди контролируют ее.

Тем не менее он мог… Никто не станет винить его за это…

Однако он не прервал лекцию. Он только коротко, одобрительно кивнул ближайшему агенту на передовой линии. Молодому человеку, который напомнил ему другого невероятно молодого агента из прошлой жизни.

Тот кивнул в ответ и повернулся лицом к залу.

– Но еще не слишком поздно. Я произвела некоторые подсчеты, и решение, пусть нелегкое, лежит на поверхности, – продолжила Эбигейл Робинсон. – Если пандемия и научила нас чему-то, так это тому, что всех спасти невозможно. Нужно сделать выбор. Нужно пойти на жертвы. – (Гамаш устремил взгляд на слушателей.) – Это называется…

Где-то в глубине зала раздалось несколько хлопков подряд.

Бах. Бах. Бах.

Гамаш вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он выбежал на середину сцены и, показывая на толпу, крикнул:

– Лакост!

– Иду.

Он увидел, как она спрыгнула с плинтуса и направилась к центру зала, где взвился дымок. Увидел, как изготовились агенты на передовой линии.

Увидел, как толпа, реагируя на хлопки, автоматически пригнулась. Услышал крики. Понял, что сейчас зрители панически рванутся к дверям.

Он поднял руки и крикнул:

– Arrêtez! Остановитесь! Это хлопушки. Стойте на месте.

Он знал, что это не выстрелы. Он слишком часто слышал стрельбу, и эти хлопки не могли его обмануть. Но отцы и матери, сыновья и дочери, мужья и жены, тесно прижатые друг к другу в жарком зале, этого не знали.

Звук отдаленно напоминал стрельбу из автомата. Тра-та-та-та. И они повели себя так, как повел бы любой разумный человек.

Они пригнулись, развернулись к выходу, повинуясь естественному инстинкту выбраться из закрытого помещения наружу.

– Стойте! – прокричал Гамаш. – Никакой опасности нет.

Никто его не слышал. И никто не слушал.

Он оттолкнул в сторону профессора Робинсон, схватил микрофон с трибуны.

– Стойте! – скомандовал он. – Это хлопушки. Остановитесь немедленно. Прямо сейчас.

Он быстро повторил приказ на французском и английском. Голос его звучал четко, властно, и паника постепенно, медленно спа́ла. Волна пошла на убыль за мгновения до катастрофы.

Изабель Лакост нашла шнурки от хлопушек, обгоревшие и тлеющие, подняла их.

Атмосфера в помещении стала остывать. Послышались даже нервные смешки, когда люди, секунду назад считавшие себя противниками, облегченно улыбнулись друг другу.

А потом раздался еще один громкий хлопок, и трибуна разлетелась в щепки. Пиротехника явно была ни при чем.

Гамаш сшиб профессора Робинсон на пол, закрыл ее собой, и вторая пуля чиркнула по сцене в паре дюймов от них. Он зажмурился в ожидании следующего выстрела.

Ему уже приходилось делать нечто подобное, когда покушались на жизнь премьера. Они собирались поужинать вместе в монреальском бистро «Лемеак» и шли туда летним вечером по рю Лорье. Главу провинции прикрывала охранная команда из Sûreté du Québec, разделившаяся на авангард и арьергард. Арман шагал рядом с премьером, они были увлечены разговором. И вдруг прогремели выстрелы.

К счастью, несостоявшийся убийца был очень плохим стрелком, а старший инспектор успел среагировать – он сбил премьера с ног и прикрыл своим телом.

Когда все закончилось, премьер, который был открытым геем, в шутку сказал, что в соцсетях через минуту появятся фотографии: премьер и глава полицейского отдела по расследованию убийств резвятся на травке.

– С вами могло случиться и кое-что похуже, mon ami[30], – сказал Гамаш.

– И с вами тоже.

Как бы то ни было, ни премьер, ни полицейский не забыли, с каким выражением смотрели друг на друга в те недолгие секунды, когда оба лежали на земле, а вокруг свистели пули. И каждый ждал, что вот сейчас пуля попадет в цель. И этой целью окажется он сам.

А теперь Гамаш прикрывал собой Эбигейл Робинсон. Одно дело – умереть за премьера, но отдать жизнь за нее?

– Обезоружен, – раздался в наушнике уверенный голос Лакост. – Мы взяли стрелка. Шеф, вы в порядке?

– Oui.

Он быстро поднялся на ноги и увидел Лакост, двоих агентов и сопротивляющегося человека, поваленного на пол.

Но, помимо того, ему открылось ужасающее зрелище. Тела повсюду. Сотни людей, распростертых на полу. Гамаш своим рациональным умом понимал, что они живы, даже не ранены. Все выстрелы были направлены в его сторону.

И все же волна ужаса нахлынула на него.

А потом люди зашевелились.

С момента первого выстрела прошли считаные секунды. Старший инспектор знал, что панику от потрясения отделяют мгновения. И в этот момент нужно предпринять все возможное, чтобы избежать давки.

Он нашел микрофон в груде щепок, оставшихся от трибуны, схватил его и призвал всех к порядку.

Он говорил ровным голосом, стоя посреди сцены у всех на виду и олицетворяя собой спокойствие. Внешне невозмутимый, Гамаш снова и снова повторял на английском и французском, что присутствующие в безопасности.

Он чуть было не сказал: «Ça va bien aller – все будет хорошо». Но вовремя прикусил язык.

Проблема состояла в том, что Гамаш понятия не имел, есть ли в зале еще стрелок. Или даже бомбист.

Нужно