Читать книгу "Неудача Кунцевича - Иван Погонин"

сих пор, и заставляют нас смотреть на них еще хуже, чем мы смотрели до этого.

Оказывается, важнейшие и ответственейшие деятели правительственных большевистских кругов повинны в буквальном смысле этого слова в предательстве России немцам и японцам. Оказывается, для борьбы со своими политическими противниками одни большевики устраивали убийства других большевиков, устраивали в России взрывы на фабриках и заводах, организовывали саботаж, предавали русские финансовые интересы врагам России — лишь бы только избавиться от своих внутренних политических врагов и занять их место!

Большевики на московских процессах превзошли все обвинения, какие русская эмиграция поименно предъявляла Ленину, Каменеву, Зиновьеву, Радеку и другим и до захвата ими власти, и особенно после. Поэтому нет ничего удивительного, что убийство Навахина почти единогласно стали теперь приписывать большевикам и их ГПУ. Большевики, расправляющиеся со своими ближайшими вчерашними товарищами, одновременно расправляются теперь и с теми бывшими своими помощниками, кого они теперь считают вредными.

В эмиграции Навахин появился вскоре после захвата власти большевиками. Он вращался в антибольшевицких кругах, но одним из первых стал завязывать сношения с новыми хозяевами России. В тяжелые для них годы он оказывал коммунистам огромные услуги за границей. Так, в 1922 году он с другими предателями, до того работавшими в эмиграции, открыто пошел навстречу большевикам во время Генуэзской конференции и оказал им тогда колоссальные услуги. Этим он заслужил такое доверие у большевиков, что смог вернуться в Россию, пробыл там на службе довольно долгое время и только год назад благополучно с финляндским паспортом явился в Париж.

Здесь он делается директором большевицкого банка «Банк де Пэи де Сюд» на авеню де л’Опера и является одним из главных агентов большевиков в сношениях с иностранцами и в устройстве их финансовых дел. В то же самое время он бывает и среди эмигрантов и старается организовывать среди них нужные для большевиков дела».

Осип Григорьевич отложил журнал и оглядел зал. За соседним столиком обедала княгиня Софья Алексеевна Волконская, бывшая фрейлина последней русской императрицы, а теперь шофер парижского такси.

Клопп дождался, пока княгиня дойдет до дижестива, и когда Софья Алексеевна потребовала рюмку водки, подошел к ней и поклонился:

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Сегодня водка за счет заведения.

— Мерси. Отчего такая щедрость?

— Нуждаюсь в вашей помощи, — не стал юлить Осип Григорьевич.

— Ну что ж, помогу, коли смогу. Если эта помощь, конечно, не сильно дороже рюмки водки.

— Мне необходима всего лишь одна небольшая справка.

— Хотите узнать, что подавали ее величеству на завтрак?

— Нет, хочу узнать, далеко ли рю Клозель от авеню де л’Опера.

— Проспект Оперы довольно велик, вас какой дом интересует?

— Тот, в котором расположен «Банк де Пэи де Сюд». Номера я, к сожалению, не знаю.

— А дом на рю Клозель?

— Там, где почта.

Княгиня на секунду подняла глаза вверх и сказала:

— Почта через дорогу от банка, если выйти через задний двор.

— Спасибо, мадам. Может быть, выпьете шампанского?

— Благодарю, но нет, в это время дня я пью водку.

«Формально большевики выдают этот банк за французский, — писал дальше анонимный автор. — Большинство служащих в нем — французы, и при том не коммунисты. Но, конечно, там все ведется по указке большевиков некоторыми их агентами, в руках которых сосредоточены все банковские связи.

Много поработал на советскую власть один из директоров этого банка — Дмитрий Сергеевич Навахин. Он оказал и оказывал бы до сих пор огромные услуги ей и в банке, и вне его — среди французского общества.

Это был один из деятельнейших помощников большевиков заграницей и в их больших и малых делах.

Расследование дела об убийстве Навахина, без всякого сомнения, позволит познакомиться с закулисной стороной его сложной деятельности за последние годы и с его связями среди большевиков и иностранцев.

Эти разоблачения представят, конечно, огромный интерес не для одних русских, но и для иностранцев и прежде всего для французского общественного мнения.

Если расследование будет вестись удачно, можно будет ожидать сенсационных разоблачений. Будем с нетерпением ждать этих разоблачений!»

Не спалось. Осип Григорьевич поднялся, накрыл жену сползшим одеялом, вышел на заднее крыльцо, закурил. «Нет, с ГПУ я бороться не стану, прошлый раз еле ноги унес. Ну его к лешему, этого д’Эврэ. Девочку жалко, конечно, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Пусть ее убийцу ищут те, кто жалование за это получает. А мне надо завтра к Коркунову сходить, договориться о поставках огурцов. Не луховицкие они у него, конечно, но тоже весьма недурны. Все, хватит в сыщика играть, Ося».

На следующий день он дождался, когда супруга отбудет в Париж ухаживать за своей красотой, и похромал в участок.

Глава 4

По неведомым Клоппу причинам два совершенно разных парижских предместья в 1926 году объединили в одну коммуну: были Биянкур и Булонь, а стала Булонь-Биянкур, департамент Сена.

При этом в Булони были шикарные виллы, а в Биянкуре — шестиэтажные дома без лифта, в Булони был знаменитый лес, в Биянкуре — старое кладбище и грязная речка. В Булони проводили скачки, на которые стекались сливки парижского общества, а в Биянкуре был завод «Рено», на котором работали плохо говорящие по-французски эмигранты. В Булонь люди переходили из Парижа по широкой зеленой аллее, в Биянкур — по пыльной некрасивой торговой улице. В Булони были дорогие рестораны, в Биянкуре — трактир «У хромого Жозефа» и ему подобные.

Комиссариат коммуны и вовсе находился в Париже, на улице Шардон Лагаш, в четырех остановках от ближайшей к «Хромому Жозефу» станции метро «Биянкур». Поездка в один конец занимала полчаса, д’Эврэ должен было обернуться еще до обеда, но в этот день в ресторане Клоппа инспектор так и не появился. Не пришел он и на следующий. Д’Эврэ переступил порог «Хромого Жозефа» только через два дня.

— Начал я было Гийому рассказывать о ваших догадках, так он меня перебил, сказал, что не ему об этом надо докладывать. Оказывается, дела в комиссариате нет, его забрала Набережная[38], причем сразу, в день убийства, — сказал инспектор, сделав несколько глотков из кружки с пивом. — И из-за этого возникли некоторые затруднения.

Инспектор умолк, ожидая вопросов, но Клопп тоже молчал, ибо понимал, о каких затруднениях идет речь.

Д’Эврэ долго раскуривал сигарету, но вопроса так и не дождался, поэтому был вынужден продолжить:

— Понимаете, Клопп, нашими инструкциями предписывается иметь агентов, но никак не допускается привлекать частное лицо к расследованию, поручать ему обыски, опрос свидетелей и выемку почтовой корреспонденции… Узнай про это наверху, мы с комиссаром получили бы нешуточную