Читать книгу "Рота - Олег Артюхов"

тёмную кожу человек с холодными гадючьими глазами, из которых глядела смерть, поднял короткий автомат. Раздалась длинная очередь.

Я не успел испугаться. Молнии выстрелов чиркнули по краю сознания, и мощными громовыми раскатами ударили в тело. Рассудок ещё ничего не понял, а внутренности уже разорвала страшная боль, и в глазах вспыхнул фейерверк, разлилась быстро темнеющая муть. Тело стало тяжёлым и бестолковым. Небо и земля повернулись… Потом всё пространство заполнили огромные испуганные глаза Лары, и в ушах угас её истеричный вопль… Мгновенно промелькнула физиономия того самого мальчишки со двора… Филька ткнулся мокрым носом в лицо… Господи, как же мне хреново… Почему-то в глаза назойливо лезет синий костюм врача… От дорожной болтанки в тесном душном салоне «скорой» голова пошла кругом, остатками обрывающегося сознания я понял, что это конец. Последним угасающим сожалением были разбитые надежды на добро и любовь. Навалилась кромешная тьма, в которой лишь громыхали затихающие свистящие удары сердца…

…Ду-ту.

Ду-ту.

Ду… …

…— Всё кончено, — я выпал из состояния глубокой задумчивости, внезапная догадка обожгла сознание, и я не узнал собственного голоса, — как это ни прискорбно, мы все умерли.

— Ты чего, с дуба рухнул, — прохрипел Вован, — как это умерли? Вот мои руки-ноги. Вон сирень за окном. С дыркой в башке зелёнку не пьют. Да пошёл ты…, — он выбросил пальцы веером, плюнул на пол, поднялся и с матюгами вывалился из купе.

— Да, уж, Павел, — проблеял Афиноген дрожащими, белыми, как мел губами, — что-то вы напутали. Оревуар, месье, — он выскользнул из купе и понуро поплёлся следом за бандитом. Мне померещилось, будто он поджал хвост.

В голове клубился сумбур разных мыслей. Хотелось забиться в угол от отчаяния, но усилием воли убедив себя, что всё это наваждение, и, не желая без толка засиживаться в купе, я вышел на пустой перрон. Тишина, ни шороха, ни звука. Яркое солнце, разносящий пьянящий аромат лёгкий тёплый ветерок, фантастический узор облаков в ясном небе и абсолютное безлюдье лишь подчёркивали нереальность окружающего мира. В конце платформы за остеклённым навесом, поддерживаемым увитыми цветами колоннами, виднелись распахнутые на обе стороны высокие двери, и я зашагал в том направлении.

Внутри открылось объёмное пространство. Круглый в плане высокий зал хорошо освещался через остеклённый потолок. На два яруса внутренних балконов вела мраморная лестница с ограждением. Внизу между расположенных по кругу высоких дверей висели гобелены. Напротив большого камина с канделябрами стояли диваны и кресла со столиками между ними. Рядом настенные жирандоли подсвечивали богатый бар с каменными полками и столешницей. В других простенках выделялись огромные аквариумы без живности, стеллажи с книгами и какими-то артефактами, старинные доспехи и оружие на стенах. Однако во всём этом великолепии не присутствовало и капли жизни. Плотная густая тишина ощутимо давила на нервы, и я специально ходил, громко топая по светлому полированному камню пола.

Пройдя по кругу, я по достоинству оценил роскошное убранство, открыл одну из множества дверей и слегка оцепенел, поскольку увидел знакомую до последней мелочи обстановку. От волнения в горле появился комок.

Комната точно копировала мою детскую. На широком подоконнике теснились многочисленные поделки, в которых я узнал свои работы разного времени. На придвинутом к окну старом письменном столе, превращённом в верстак, валялись инструменты, электродетали, деревяшки и железки. Там же лежала недоделанная электрогитара. Я и вправду последнюю не доделал. Пол вокруг стола был усыпан рабочим мусором. На покрывающих стену от пола до потолка полках теснились разные книги от фантастики и приключений до справочников по радио и словарей немецкого и английского языка. В углу рядом с диваном стояла тумбочка с катушечным магнитофоном «Вильма». На стене красовалась лично мной нарисованная прямо на обоях картина морского прибоя, а пол покрывала потёртая красная ковровая дорожка.

Открывшаяся за другой дверью комната тоже повергла меня в изумление. Она во всех мелочах повторяла ту, которая была у меня после переезда во времена учёбы в «Бауманке». В углу стоял старый книжный шкаф. Я усмехнулся и, протянув руку в глубину, вытянул из тайника журнал «Плейбой». Там же в заначке лежало несколько десятидолларовых бумажек. Большой письменный стол с древним 286 компьютером и громоздким монитором, был завален дискетами и листами с моими записями, набросками и расчётами. Разложенный диван бугрился неубранной смятой постелью. На стене висели плакаты и вырезки из журналов с портретами спортсменов, моделей и музыкантов. Спинку стула украшали потёртые джинсы и пара рубашек. На полу под ними рядом с пудовой гирей и гантелями валялись грязные «сырники». В углу приткнулась тумба с ящиками, набитыми деталями, целыми и разобранными устройствами, проводами и разными приборами.

В следующей комнате я узнал офицерскую общагу с казённой мебелью и моим нехитрым лейтенантским имуществом.

Не удивительно, что в четвёртой комнате располагалась моя мастерская по ремонту электроники.

Очередная комната заставила меня печально вздохнуть, и от бессилия подкатила слеза. В пустом помещении с абсолютно белыми стенами полом и потолком, посредине на россыпи блестящих автоматных гильз лежал букет чайных роз.

Нехотя я распахнул следующую дверь и остановился поражённый функциональной роскошью рабочего кабинета. Он был спроектирован и обставлен так, как я мог только мечтать.

Зайдя в очередное помещение, я увидел шикарную спальню с широкой кроватью под пологом, уголком отдыха, огромным плоским телевизором, журчащим фонтаном с цветами и просматриваемым за кисейной занавесью большим балконом. На балконе угадывалась стоящая женская фигура. Я сначала слегка обалдел, а потом обрадовался хоть какой-то живой душе.

Я нырнул за занавесь и вышел на просторную площадку. У мраморной балюстрады спиной ко мне стояла незнакомка в длинном персиковом платье, подчёркивающем великолепную фигуру. Её пышную причёску покрывала широкополая шляпа более тёмного оттенка, а светлый газовый шарфик шевелился под лёгким ветерком. Она медленно повернулась и с печальной улыбкой посмотрела мне прямо в глаза. Я впился взглядом в лицо незнакомки и никак не мог сосредоточиться. Её образ всё время ускользал и неуловимо менялся, делая её похожей то на молодую Мишель Мерсье, то на Зету Кэтрин Джонс, то на Натали Портман, то на Лару. По её губам промелькнула улыбка, и она поздоровалась первой:

— Доброе время, Павел.

— Здравствуйте. Но почему — «время», а не день?

— Здесь нет дня или ночи. Да, и времени тоже нет. Но надо же что-то говорить. Что касается здоровья, то здесь оно не требуется.

— Почему? — я смотрел на неё