Читать книгу "Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн"

В Хорасане, где эта династия в свое время добилась большей славы, ее полное исчезновение произошло даже относительно быстрее. Санджар установил свой фактический сюзеренитет над Караханидами в Трансоксании и Газневидами. Но в Центральной Азии снова начиналось движение народов, которому было суждено обрушить существующие империи. Кидани (китаи), вероятно, монгольский народ[6], которые в словаре Марко Поло и на Западе дали свое имя Китаю, создавали свою империю, накрывшую Западный и Восточный Туркестан, и сокрушили Караханидов. Призванный оказать помощь жертвам Санджар в свою очередь был разбит (в 1141 г.), и кидани захватили всю Трансоксанию до самой Амударьи. Но их власть была очень слабой и не внесла серьезных изменений в жизнь этой страны. Однако в сфере религии изменение оказалось достаточно значимым, поскольку они не были мусульманами. Их правителя звали Гурхан, и среди них было некоторое количество христиан-несториан. Потом среди восточных христианских общин распространилась история о царе-священнике, сокрушившем ислам с тыла. Когда ее привезли на Запад, она легла в основу легенды о «пресвитере Иоанне», которую после многочисленных трансформаций, продиктованных политическими событиями, в конце Средних веков в конечном счете стали связывать с эфиопским негусом.

Санджар сохранил свои собственные владения, но наступление киданей снова привело в движение тюрок-огузов, которые еще оставались в Центральной Азии. Контролировать их и поддерживать порядок становилось все труднее. В конце концов, в 1153 году они разбили и схватили Санджара и, хотя продолжали оказывать ему уважение, заполонили его земли, грабя и убивая. Бегство султана, подлинное уважение к которому вызывал лишь его возраст, нисколько не изменило ситуацию. Когда в 1156 году он умер, в Хорасане не осталось ничего от империи Сельджукидов. И в отличие от огузов, которые шли за Сельджуками, те, которые пришли сюда сейчас, демонстрировали, что совершенно не способны ни выбрать себе хотя бы одного правителя, ни создать какую-нибудь устойчивую политическую структуру. Когда один из них, Малик Динар, овладел Керманом, положив конец местной династии Сельджукидов, другие поделили между собой Хорасан в качестве выкупа. Осталась только одна мирная обитель, окруженная кольцом пустынь, – Хорезм. Хорезмшахи были беспокойными вассалами Санджара. Теперь оказалось, что они его единственные наследники. Массовая покупка в Центральной Азии рабов из тюркского народа кипчаков (половцев) сделала возможным дальнейшее процветание их страны. Они создали сильную армию, хотя она наполовину состояла из варваров, что в длительной перспективе оказалось губительным. Эта «хорезмийская» армия завоевала для своих хозяев Хорасан, и за счет этого они утвердились на политической сцене в Иране. Мы уже упоминали о том, как халиф ан-Насир призвал их выступить против последних правивших в Иране Сельджуков. Но потом хорезмшах замыслил в 1217 году подчинить себе халифат. Только завоевания монголов[7] окончательно освободили халифат от угрозы с их стороны, после чего в 1258 году он сам был уничтожен.

Окончательного освобождения халифат добился при том же самом халифе ан-Насире, и хотя он уже не имел доминирующего влияния во всем исламском мире, но, по меньшей мере, обладал региональной властью и определенным высшим авторитетом. Этот халиф (мать которого по стечению обстоятельств была из тюрков) был любопытной личностью. В свое время он оскорбил чувства традиционалистов, поскольку, желая добиться под своим покровительством воссоединения, хотя бы морального, различных духовных течений в исламе, был вынужден занять позицию, которая в глазах ортодоксов выглядела как еретическая. Один из его успехов состоял в частичном возвращении ассасинов из Аламута в лоно ислама. Но его более известным достижением, принесшим ему наибольшую славу в будущем (о чем он, скорее всего, даже не подозревал), стала реформа футувва.

Этим словом называлось движение непрофессиональных объединений (городских братств), широко распространенных среди простых людей в большинстве городов Ирана и Ирака и связанных вместе духом товарищества и солидарности. В те периоды, когда центральная власть теряла контроль над ситуацией, члены футувва устраивали в городах, даже в Багдаде, настоящий террор против богатых и представителей власти. Когда власть становилась сильной, они уходили в подполье, как они сделали, когда Сельджуки разместили в Багдаде и в других городах (за исключением тех, где существовала объединенная оппозиция правителям) свои шихне – гарнизоны, выполнявшие функции полиции. Однако когда власть Сельджукидов стала приходить в упадок, в XIII веке появились снова, и люди с амбициями стали поддерживать футувва, желая получить выгоду от их усиления. Вместо того чтобы бороться с ней, ан-Насир сам оказал ей поддержку и, конечно, стал великим владыкой. Что касается моральных принципов, которые признавали футувва, то ан-Насир постарался сформулировать более четкие правила, чтобы превратить футувва в инструмент общественной солидарности. По той же причине он стал вовлекать в это движение знатных людей, и, поскольку обстоятельства сложились так, что связанные с этим документы первыми стали известны историкам XIX века, футувва стали ошибочно считать своего рода рыцарским орденом. В то же время ан-Насир использовал пропаганду, чтобы повлиять на суверенов по всей Азии, склоняя их к созданию под его личным покровительством аналогичной футувва в их странах. По политическим мотивам многие согласились это сделать. Наиболее широкий социальный успех она имела в Малой Азии, где мы снова встретимся с ней, и это является причиной того, что здесь мы посвятили футувва эти краткие замечания.

Глава 3

Искусство и литература в период великих Сельджукидов

Вопреки тому, чего можно было бы ожидать, сельджукский период в сфере культуры характеризуется очередным подъемом неоперсидского языка (фарси). В Центральной Азии среди Караханидов, которых лишь слегка коснулось иранское влияние, зародилась новая мусульманская тюркская литература, которая переняла арабский алфавит, и, какими бы незначительными ни были новые труды, они указывали будущую ориентацию. Среди великих Сельджукидов, обосновавшихся в Иране, ничего похожего на это движение не наблюдалось. Однако намеренно или нет, создается такое впечатление, что хотя для старой правящей аристократии было сделано исключение в смысле языка – арабского, но ввиду того, что туркменская аристократия в какой-то степени знала персидский язык, но почти совсем не знала арабского, изучение арабского языка не поощрялось. Правда, существовали отдельные ученые, знавшие арабский, и определенные разделы преподавания по необходимости велись на арабском. Так, в Хорезме на сельджукский период приходится жизнь аль-Замахшари – великого ученого, прославившегося во многих областях. Но не может быть никакого сомнения в том, что в широких слоях образованных людей персидский быстро вытеснил арабский, и литературные труды, в строгом понимании этого слова, писались исключительно на фарси. В области управления (но не права, которое определялось законами, предписанными Кораном) теперь использовался почти исключительно фарси. Древние арабские труды, сохранившие свою ценность, переводились на фарси и так далее. Этот ирано-туркменский симбиоз привел одновременно к деарабизации, которая фактически началась только на Востоке, и к новой иранизации или даже, если можно так выразиться, с учетом влияния этого региона, к новой «хорасанизации».