Читать книгу "Пыль грез. Том 1 - Стивен Эриксон"

– Волдыри, сэр? На мошонках?

– Похоже, это у тебя со слухом что-то, а не у меня.

– Ну вряд ли тут что-то опасное или ужасное, сэр. Просто не надо их ковырять, а то кровь не остановить. Это от долгой езды верхом, сэр.

– Вот как.

…

– Целитель, ты еще тут?

– Виноват, сэр, уже бегу!

– Я жду подробный доклад о состоянии здоровья солдат.

– Есть, сэр! Проверка мошонок, понял.

Добряк снова наклонился к Поресу.

– Даже говорить не можешь? Тебе неожиданно повезло. Шесть осиных укусов. Ты уже должен был умереть. Почему не умер? Неважно. Похоже, ты упустил мелких. Теперь придется спускать с цепи пастушьего пса. И именно сегодня ночью. Поправляйся скорей, лейтенант, чтобы я мог содрать с тебя шкуру.

Выйдя из спальни, Мулван Трус помедлил, а потом быстрым шагом направился к сослуживцам в соседнюю спальню. Он вошел в комнату, оглядел солдат, лежащих на койках или играющих в кости, и с трудом заметил наконец между двумя койками высохшее черное лицо Непа Хмурого. Мулван направился к далхонскому шаману, который сидел, скрестив ноги, с неприятной улыбкой.

– Я знаю, что это ты устроил, Неп!

– А? Йди от мя!

– Это ты ведь проклятие на Добряка навел? Кровавые волдыри на яйцах!

Неп Хмурый закудахтал.

– Черна пуста болтовня, ха!

– Прекрати! Прекрати свою хрень, проклятье!

– Уж позняк! Не продут!

– А если он узнает, кто это натворил…

– Токо посмей! Свин! Натийский дран чилен! Ву бут ву бут!

Мулван Трус, не понимая, вытаращился на Непа. Потом бросил молящий взгляд на Шелкового Шнурка, вытянувшегося на соседней койке.

– Чего он сказал?

Второй далхонец вытянулся на спине, закинув руки за голову.

– Да Худ его знает, это, думаю, по-шамански, – сказал он и добавил: – Наверняка проклятия.

Натиец снова посмотрел на Непа Хмурого.

– Проклянешь меня, так я твои кости сварю, проклятый чернослив. И оставь в покое Добряка, а то все расскажу Бадану.

– Бедана нетути!

– Расскажу, когда вернется.

– Чилен!

Никто не назвал бы преду Норло Трамба самым проницательным, так что полдюжины летерийских охранников, его подчиненных, стоящих, дрожа, позади преды, вполне обоснованно боялись, что тупость Трамба будет стоить им всем жизни.

Норло воинственно хмурился на всадников – их было около дюжины.

– Война – это война, – повторял он, – и мы воевали. Люди погибли. Это не должно остаться безнаказанным.

Темнокожий сержант повел рукой в перчатке, и арбалеты были взяты на изготовку. Он сказал на летерийском с грубым акцентом:

– Еще раз. Последний. Они живы?

– Конечно, живы, – сказал, фыркнув, Норло Трамб. – У нас тут все как положено. Но поймите, они приговорены. К смерти. Мы ждем только служащего из Королевской адвокатуры – чтобы поставил печати на приказы.

– Никакой печати, – сказал сержант. – Никаких смертей. Освободите их. Мы сейчас же отбываем.

– Даже если смягчать наказание, – ответил преда, – нужна печать, чтобы их отпустить.

– Отпустите немедленно. Или мы убьем вас всех.

Преда вылупил глаза, потом повернулся к своим солдатам.

– Мечи наголо! – рявкнул он.

– Да ни за что, сэр, – сказал стражник Фифид. – Мы только рыпнемся, и нам конец.

Лицо Норло Трамба потемнело в свете ламп.

– Ты только что заработал трибунал, Фифид…

– Хоть жить буду, сэр.

– А остальные?

Никто из стражников ничего не сказал. И никто не обнажил меч.

– Убрать их, – прорычал сержант, сгорбившийся в седле. – Хватит миндальничать.

– Только послушайте этого невежественного иноземца! – Норло Трамб повернулся к малазанскому сержанту. – Я намерен отправить официальный протест прямо в Королевский Суд. И ты ответишь…

– Давай.

Слева от сержанта с седла соскользнул юный, странно женоподобный воин и положил руки на рукояти каких-то громадных фальшионов. Его темные глаза смотрели почти сонно.

Только тут что-то поползло по спине Трамба и свернулось червяком на шее. Он облизнул внезапно пересохшие губы.

– Спансерд, проводи этого малазанского… э… воина к клеткам.

– И?.. – спросил стражник.

– И выпусти заключенных, разумеется!

– Есть, сэр!

Сержант Бадан Грук позволил себе коротко выдохнуть – незаметно ни для кого – и с облегчением наблюдал, как стражник-летериец провожает Мертвоголова к тюремному блоку у гарнизонной стены.

Остальные морпехи сидели в седлах неподвижно, но Бадан носом чуял их напряжение, и пот заливал спину под кольчугой. Нет, никаких неприятностей он не желал. Тем более кровавой бани. Однако проклятый безмозглый преда чуть не довел до беды. Сердце гулко стучало в груди Бадана; он оглянулся на своих солдат. Круглое личико Драчуньи зарумянилось и покрылось потом, но она подмигнула Бадану, прежде чем поднять арбалет вверх и упереть приклад в мягкое бедро. Релико нянчил арбалет в одной руке, а вторую протянул, чтобы успокоить Большого Простака, который только теперь, похоже, понял, что на дворе что-то происходит, и вроде готов был открыть стрельбу по летерийцам – как только его развернут в нужном направлении. Худышка и Милый, бок о бок, нацелили тяжелые штурмовые арбалеты точно в грудь преды – а тот, похоже, был слишком туп, чтобы это заметить. Остальные тяжелые пехотинцы держались позади, очень хмурые, поскольку их оторвали от очередной пьянки в Летерасе.

Бадан Грук посмотрел на капрала Правалака Римма – на молодом лице он увидел то, что чувствовал сам. Проклятое чудо. То, на что он считал невозможным даже надеяться… они увидели…

Со стороны тюрьмы раздался лязг тяжелой двери. Все, и малазанцы, и летерийцы, не отрываясь, смотрели на четыре приближающиеся фигуры. Мертвоголов почти тащил свою ношу, как и летерийский стражник, Спансерд. Освобожденные узницы были очень плохи.

– Спокойно, Простак, – пробормотал Релико.

– Но это ж… они… я их знаю!

– Точно, – вздохнул тяжелый пехотинец. – Мы все знаем.

На узницах не было следов избиений или пыток. На пороге смерти они оказались всего лишь из-за заброшенности – самой изощренной пытки.

– Преда, – тихо позвал Бадан Грук.

Норло Трамб повернулся к нему.

– Теперь-то что?

– Вы не кормили их?

– Боюсь, осужденным полагается сокращенный рацион…