Читать книгу "Тишина моих слов - Ава Рид"

Мы приглядываемся к палаткам. Я облегченно вздыхаю. Все они кажутся достаточно высокими и не слишком ограничивающими в движениях. Скорее всего, в центре даже можно стоять в полный рост.

– Вы будете жить в палатке по двое. Туалет и душевые вы найдете, если пойдете по этой дорожке, за ближайшим поворотом. Здесь и двухсот метров не будет, – объясняет Яна, указывая при этом в противоположном направлении, к озеру. – По пути туда вы найдете еще и деревянные столы со скамейками, где мы вместе будем есть. Каждое утро завтрак в восемь, а обед в час дня. По вечерам едим у лагерного костра. Его организуем мы, вожатые, вместе с Паулем. До озера здесь пять минут, его и отсюда видно, – продолжает она, показывая в обратном направлении. Затем большими пальцами обеих рук указывает за спину. – В маленьких палатках у меня за спиной живут вожатые. Там вы всегда сможете найти кого-то из нас. Мы хотим, чтобы вы сейчас зашли в свои палатки, познакомились со своим соседом или соседкой и распаковали вещи. Через час мы снова встретимся здесь, на костровой площадке, для общего знакомства.

Рюкзак с Мо чуть не выпадает у меня из рук. Общее знакомство. Слова отдаются у меня в мозгу эхом снова и снова, и я чувствую, как во мне нарастает паника. Я не смогу. Ничего из этого. Я попала не по адресу. Здесь все не то и не так.

Мне тяжело дышать, начинает кружиться голова и приходится вцепиться в чемодан, чтобы не упасть. Лихорадочно озираясь, вижу, как все разбредаются к своим палаткам, а сама просто стою столбом. Я не могу пошевелиться, мышцы свело судорогой, дыхание все учащается.

– Ханна? – ко мне с встревоженным видом подходит женщина из автобуса. Сдвинув брови, я смотрю на нее сквозь стену тумана, она кажется слегка размытой. – Тебя ведь так зовут, да?

Мне с трудом удается кивнуть, рот у меня по-прежнему открыт, и я чувствую, что дышу слишком часто, а кислорода легким все же не хватает. Грудная клетка вздымается слишком бурно, пальцы слишком сильно впились в рюкзак и чемодан.

– Дыши ровнее. Все хорошо, – она осторожно растирает мне руки, вверх-вниз, и это постепенно помогает. Мышцы медленно расслабляются, острота зрения восстанавливается, сердце начинает биться медленнее. Я судорожно сглатываю, но это лишь жалкая попытка, потому что во рту сухо, а ком в горле огромный.

– Пойдем, я отведу тебя в палатку.

Если бы только я могла сказать «спасибо»! Я бы сказала ей это тысячу раз. Взяв мой чемодан, она направляется ко второй большой палатке. Она ободряюще смотрит на меня и улыбается.

– Все может стать лучше, хотя иногда так вовсе и не кажется.

После этого она уходит, оставив меня одну.

Сдвинув в сторону служащий входом брезентовый навес и москитную сетку, я вхожу в палатку. Она даже больше, чем кажется снаружи, и я была права – в центре можно стоять в полный рост. Справа и слева лежит по свернутому в рулон туристическому коврику и маленькому надувному матрасу. Справа на полу уже кто-то сидит, мой так называемый сосед, и я на секунду с облегчением закрываю глаза, когда понимаю, что это та самая девчонка из автобуса. Девчонка в свитере с высоким воротом и длинными, густыми волосами. Сидя почти спиной ко мне, она уже надувает свой матрас. Я то ли тяну, то ли несу чемодан в угол, и в этот момент она, перестав дуть, оборачивается и смущено улыбается мне. У меня не получается ответить ей тем же, и я опускаю глаза. Прежде волосы скрыли бы мне лицо, защитили бы меня, и я часто забываю, что теперь это невозможно. Мне больше за ними не спрятаться.

И все же я рада и благодарна. Закрыв вход в палатку, достаю из рюкзака Мо. Он мурчит, потягивается и зевает, а затем отправляется обследовать помещение. Я в полном изнеможении опускаюсь на пол. Мо приближается к девчонке, и она теперь тоже замечает, что он устремился к ней. Она затихает, опустив матрас и выжидая. Он тихо кружит вокруг нее, обнюхивая, и, наконец, радостно карабкается на нее, что опять заставляет ее улыбнуться. Она смотрит на меня, а я стараюсь уклониться от натиска, не поддаться.

– Меня зовут Сара. А ты Ханна, да? – Голос у нее такой нежный и чистый, такой хрупкий и тихий.

Меня зовут Ханна, и я не могу тебе ответить. Я сломалась.

Но слова остаются мыслями, а пространство между нами – безмолвным. Закусив губу, я заламываю руки, больше всего на свете желая свернуться в клубок и так застыть, пока все это наваждение не развеется. Пока не смогу вернуться домой. И тут меня, словно удар, словно мгновение под знаком «как в первый раз», настигает осознание: это только начало. Домой я попаду еще очень нескоро.

– Ладно-ладно, – робко говорит Сара. – В любом случае я рада, что здесь со мной ты с кошкой, а не та злобная девчонка или кто-то еще, – она опасливо гладит Мо.

– А где же у тебя кошачий туалет? – делая большие глаза, спрашивает она и выглядит при этом намного младше меня.

Сердце у меня спотыкается, один раз, два, мысли играют в чехарду. Об этом я совсем не подумала. Понятия не имею, к чему это все приведет, но знаю, что Мо они у меня скоро заберут!

– У тебя его нет, – делает вывод она, и я вижу, как у нее в голове крутятся шестеренки, как она складывает два и два. Поездка в автобусе, рюкзак, отсутствие кошачьего туалета. Брать Мо с собой было запрещено. Я подтягиваю колени к телу, обнимаю их руками и опускаю голову, прячу лицо, потому что не могу больше сдерживать слезы. Давление внутри становится слишком сильным, и пусть даже я понимаю, что никакие слезы ничего не изменят, и не хочу плакать, но им нужно вытечь, чтобы я смогла дышать. Я трясусь всем телом, крепче обвивая руками колени, потому что боюсь разбиться вдребезги. Боюсь потерять себя – последнее, что от меня осталось. Я не хочу распасться, сойти на нет и понимаю, что стараюсь сделать невозможное. С тех пор как ушла Иззи, я сломалась, во мне трещины, я уже разбита, и то, что сохранилось, – это лишь фрагменты прежней меня, которые как-то соединились, но не подходят друг другу. Как пазл, в котором не хватает деталей, как пазл, собранный из десятков деталей, к нему не относящихся.

Крепко зажмуренные глаза жжет, горло болит, потому что я не хочу рыдать в голос. Мне и так стыдно. Стыдно, что я здесь, что не хочу быть сломанной, притом что так много всего разбила сама. А еще во мне ярость и печаль. Вопрос, почему родители на самом деле послали меня сюда – для меня или для себя? Что это за место и чинят ли здесь сломанные вещи? Я смеюсь в душе над этой бессмыслицей, ведь как можно починить что-то невидимое? Мо бодает меня своей головенкой снова и снова, пока я не выхожу из оцепенения и мое напряженное, ноющее тело не приходит в движение. Я быстро провожу топиком по лицу, вытирая слезы, и вдыхаю теплый застоявшийся воздух. Медленно поднимаю взгляд и вижу, что Сара сидит в дальнем углу палатки и смотрит на меня печально и в то же время испуганно. Надеюсь, она здесь не потому, что такая же, как я. Надеюсь, она сможет стать счастливой.

Мы так и сидим молча, погруженные в свои мысли, коротая час до общей встречи. Но и тогда никто из нас двоих не шевелится, у нас нет ни сил, ни желания. Про Сару я могу только предполагать, про себя знаю точно. Но если мы не пойдем сами, за нами придут. Нам все равно придется в этом участвовать. Поэтому я заставляю себя встать, ставлю миску Мо подальше в угол, насыпаю ему немного корма, а в миску поменьше наливаю теплой водопроводной воды из бутылки. Миски такого цвета, что не бросаются в глаза, кроме того, я чуть вдавливаю их в землю. После этого я подхожу к Саре, выжидающе глядя на нее. Она протягивает мне руку – думаю, чтобы я помогла ей подняться. Но этот жест означает гораздо больше, а я этого не могу. Отпрянув, скрещиваю руки на груди, избегая смотреть ей в глаза. Поднявшись самостоятельно, она становится рядом со мной.