Читать книгу "Новое долголетие. На чем будет строиться благополучие людей в меняющемся мире - Линда Граттон"

И вот, оставшись без этих «якорей», мы чувствуем себя неуютно в новом океане проблем и возможностей. Говоря другими словами, мы зависли между определенностью прошлого и неопределенностью будущего. Каждый из нас и ранее мог переживать это состояние подвешенности и неуверенности – кто-то в результате эмиграции, кто-то из-за резких перемен в деловой карьере, кто-то – вследствие изменившихся семейных обстоятельств, например, при разводе. В течение этого переходного периода вы уже не ощущаете себя прежней личностью, к которой вы привыкли, а в кого вы превратитесь – еще не понятно. Вы пока не адаптировались к новой стране, или новой работе, или вашему новому семейному положению.

Антропологи называют этот период неопределенности или кризиса «лиминальностью». Один из исследователей этой проблемы, Арнольд ван Геннеп наблюдал у людей первобытных сообществ так называемые «обряды перехода» (когда человек переходит из одной социальной группы в другую) и видел, что с исчезновением уверенности прошлого люди буквально начинают чувствовать себя так, словно физически теряют равновесие[32]. Если слабость в подобных ситуациях чувствуете и вы, помните, что вы не одиноки: семьи, сообщества, компании и корпорации, даже население целой страны или континента порой испытывают точно такое же ощущение в ответ на изменения, вызванные серьезными социальными потрясениями, каким сейчас для нас являются новые технологии и глобальное старение человечества.

Хотя беспокойство, связанное с переходными состояниями и эпохами экспериментирования, всегда будет сопровождать человечество, оно же стимулирует и пробуждение нашего гения и изобретательности. Для каждого из нас это означает возможность заглянуть в будущее, задуматься о смысле происходящего, посмотреть в глаза правде и остаться спокойным перед лицом того, что изменится, – другими словами, стать пионером социального прогресса.

Никто не говорит, что это просто, поскольку, строя догадки и вдумываясь в события, мы не можем точно знать, что принесет нам будущее. Вот почему на фоне неопределенности одной из самых важных способностей личности становится любопытство. По крайней мере, на этом настаивает, исходя из результатов своей работы, психолог Франческа Джино из Гарвардской школы бизнеса. Ее исследования показали, что любопытство помогает людям быстрее адаптироваться при столкновениях с неопределенностью и внешними трудностями. Любопытным легче найти творческие решения для своих (и чужих) проблем и, что особенно важно, они с меньшей вероятностью становятся жертвой стереотипов и ошибочных предположений.

Том явно обладает задатками социального первопроходца, включая любопытство. Например, он постоянно находится в курсе событий, связанных с развитием автономных транспортных средств, читает и внимательно изучает информацию, которую ему присылает профсоюз. Он общается в социальных сетях с другими водителями и пытается узнать, как они оценивают перспективы своей работы и какие проблемы испытывают. Оглядываясь назад, Инь теперь жалеет, что в свое время не проявляла такого же любопытства. В результате она оказалась почти не подготовленной к внезапной потере рабочего места.

Тем не менее, чтобы действительно стать первопроходцем в социологии, требуется нечто большее, чем просто быть любопытным, иметь воображение и стремиться заглядывать вперед. Важно также иметь решимость и смелость действовать. Перед лицом новых технологий и долголетием наши привычки и навыки, связанные с работой, карьерой, образованием и социальными взаимоотношениями, все чаще становятся бесполезными, и это значит, что мы должны учиться вести себя иначе. Для некоторых людей этот переход будет означать использование опыта социальных новаторов; для других – станет самой сутью новаторства, основанного на стремлении больше не полагаться на устаревшие социальные нормы или на общественные институты, тормозящие прогрессивное развитие.

Уже сейчас люди разного возраста проявляют себя как первопроходцы и новаторы. Они расширяют свое понимание мировой ситуации, создавая новые социальные группы, состоящие из коллег, друзей и знакомых, экспериментируют со своими ролями и обязанностями у себя дома; планируют новые проекты и выстраивают альтернативные модели жизни и работы. Это непростая задача, и временами даже им будет казаться, что лучше все оставить, как есть. И все-таки, например, Инь понимает теперь, что она настолько усердно работала именно над тем, чтобы сохранить статус-кво в карьере, что не сумела ни предвидеть серьезных изменений в своей жизни, ни подготовиться к ним.

Переосмысление образа жизни

Если наша сегодняшняя задача – не что иное, как изменение образа жизни, то какими должны быть принципы, лежащие в основе этого процесса? Очевидно, что решающее значение в любой модернизации будут иметь экономические соображения: основной принцип всех наших действий – обеспечить себе хорошую жизнь. Именно экономические страхи лежат в основе популярной антиутопической идеи, что роботы отберут у людей все рабочие места, как и в беспокойстве о том, что общество не может позволить себе предоставить многолетние пенсии для постоянно растущей когорты пожилых людей. Поэтому решающее значение в стратегии, учитывающей возросшее долголетие и быстро развивающиеся автоматизированные технологии, должно иметь обеспечение высокого уровня жизни людей в настоящем и будущем.

История, безусловно, дает нам некоторые основания для оптимизма. Во время предыдущих технологических преобразований были, разумеется, и победители, и проигравшие, однако в долгосрочной перспективе развитие технологий и широкое их использование привели к впечатляющему повышению уровня жизни самых разных людей. На протяжении большей части истории развития человечества среднестатистический представитель населения земного шара имел годовой доход от $90 до $150 (в ценах 1990 года). Начиная с XVIII века уровень жизни начал повышаться, достигнув $200 к 1800 году; $700 к 1900 году и более $6500 к 2000 году[33]. Есть все основания полагать, что в свете текущих событий наш доход в дальнейшем будет расти еще быстрее.

Теперь мы и работаем меньше: в 1870 году средняя рабочая неделя во Франции составляла 66 часов[34]; сейчас – 36 часов. Кроме того, с момента выхода на пенсию, люди теперь фактически могут позволить себе отдыхать (или посвящать себя хобби) до конца своих дней. Если развитие будет продолжаться в таком же духе, новые «умные» технологии, вероятно, позволят сократить рабочее время еще сильнее и обеспечить четырехдневную рабочую неделю[35].