Читать книгу "Сирены - Джозеф Нокс"

– И поэтому ты решил, что есть некая секретная группа?

– Круче: я ее обнаружил. Я знал, что инициатива исходит от кого-то сверху, именно из Главного управления. Несколько дней я наблюдал за теми, кто входит и выходит из здания. Кого-то вычеркивал из списка, кого-то брал на заметку. Потом я увидел Дерека Райта.

– А кто это?

– Раньше был старшим инспектором. Вышел на пенсию еще в марте, но уже октябрь, а он по-прежнему появляется на работе. Потом я засек Редгрейва – еще одного пенсионера. И Тиллмана. Отставные копы шастают в управление через черный ход. Поэтому твои люди ничего и не знают.

– И чем эти старперы занимаются?

– Листают архивные дела, ищут совпадения, реагируют соответственно. А в тех делах, где Зейну Карверу удалось выйти сухим из воды, фигурируют имена одних и тех же детективов. – Я многозначительно помолчал и продолжил: – Им останется только надавить на этих копов, например рассказать им, чьей подстилкой они станут в тюрьме. А потом твои так называемые друзья начнут скармливать тебе ложную информацию, и удача от тебя отвернется.

Карвер задумчиво потер челюсть костяшками пальцев. У меня была точно такая же привычка. Когда он успел перенять этот жест?

– Почему я должен всему этому верить? – спросил он. – Тебя уволили. Тебе сейчас лишь бы бабла срубить…

– Верить или нет – твое право. Но если у тебя есть приятель в полиции, все это легко проверить.

Он смерил меня взглядом:

– Ну, объясняй.

– Пусть понаблюдает за зданием с пяти до шести вечера. Своими глазами увидит, как Райт, Редгрейв и Тиллман выходят из восточного крыла полицейского управления.

– В любой день?

– Как правило, со вторника по пятницу. Райт и Тиллман обычно приходят между восемью и девятью утра. Редгрейв по-разному.

Карвер дал понять, что обдумывает мои слова.

– И что ты хочешь с этого поиметь?

– Где Сара Джейн? – Я подпустил в голос неуверенности. Надо было перевести разговор на личное.

Карвер нахмурился, мол, ты много о себе возомнил. Я не отвел взгляда. Какое-то время мы стояли не двигаясь. Потом он рассмеялся:

– Думаешь, ее уже в бетон закатали где-нибудь в саду?

– Я тоже читаю газеты.

Улыбка сползла с его лица. Он шагнул ко мне:

– Хочешь поговорить о Джоанне?

Я молчал.

– Ну? – Он толкнул меня, но не то чтобы сердито. Продемонстрировал, что может выйти из себя.

– Повторяю, я не из продажных копов. На бизнесмена я буду работать. А вот на убийцу… не знаю.

– Сара Джейн перебесится и вернется. – Он помолчал. – Иногда мне кажется, что Джоанна тоже вернется. Я еще не видел объявления, но рад, что его напечатали. О ней нельзя забывать. Я вот не забыл.

– Что с ней случилось?

Он снова нахмурился. Его телефон завибрировал. Карвер похлопал по карманам, нащупал мобильник.

– Райт, Редгрейв и Тиллман?

Я кивнул.

– Приходи через неделю. Если информация стоящая, я тебя отблагодарю.

Он ответил на звонок, а я направился к выходу.

Неожиданно он громким голосом произнес у меня за спиной:

– Между прочим, это все правда.

Прозвучало искренне, но я не знал, к кому обращается Карвер – к телефонному собеседнику или ко мне.

14

В тот вечер я больше не видел Карвера. Вскоре музыка смолкла, а народ отключился. Пол усеивали спящие. Я перевел дух и обстоятельно приложился к бутылке Изабель. Народу на лестнице поубавилось, и я решил подняться на второй этаж. С каждым шагом мне становилось спокойнее. Неуемный грохот музыки уступил место звону в ушах, живому и бодрящему.

На лестничной площадке я свернул направо, в ароматизированную туалетную комнату. В темноте вырисовался силуэт девушки, сидящей на унитазе. Точнее, на его опущенной крышке. Девушка, полностью одетая, сжимала голову руками, будто только что узнала о беременности. Я включил свет и увидел несчастную Изабель Росситер. Она была в отключке, но дышала.

Я поднял ее, легкую, почти невесомую, и бережно усадил на пол. Потом вымыл два чьих-то стакана, наполнил их водой, подсел к Изабель и стал ее поить. Она то приходила в себя, то снова проваливалась в забытье. Чуть раньше и у меня начало мутиться в глазах, и теперь все вокруг заколыхалось, нечеткое и расплывчатое, а ракурс менялся и съезжал куда-то вниз.

Вино.

«Возвращаю должок, с прошлого раза».

Похоже, какой-то седатив. Рогипнол или ГГБ[11]. Оставалось надеяться, что выпитое меня не вырубит и я отделаюсь временной расплывчатостью в глазах. Я с трудом поднялся на ноги, почему-то захохотал.

Изабель снова уронила голову в ладони. Выбеленные панковские космы, голые ноги… Она была босиком. Яркий педикюр делал ее совсем юной. Я хотел ее растолкать, но тут заметил, что у нее размотался шарф.

Я запрокинул ей голову.

Шрам на шее оказался на удивление большим. И очень заметным, хотя прошло уже больше года. Два отчетливых рубца, сверху и снизу, соединяла наискось тонкая черта. Очевидно, Изабель воткнула нож себе в шею и зигзагом прорезала ее.

Я свободной петлей подоткнул бахромчатые концы шарфа, аккуратно прикрыв шрам. Потом набросил Изабель на ноги пушистое сухое полотенце, выключил свет и вышел.

Как в тумане, открыл первую попавшуюся дверь, постоял у порога, привыкая к темноте. Большая комната, широкая кровать у дальней стены, спящие парочки на полу. Спотыкаясь, я пробрался к кровати, где кто-то храпел, столкнул его на пол и обессиленно повалился навзничь. Меня трясло. Тело вздрагивало от глубоких, басовых толчков пульса, комната кружилась.

Время металось туда-сюда. Прошел то ли час, то ли несколько минут. Дверь распахнулась. Люди на полу откатились от полосы света. Дверь закрылась, а я притворился, что сплю.

Темнота.

Легкие неуверенные шажки. К кровати шла девушка. Она легла рядом, прильнула ко мне. От нее пахло сигаретами и свежим воздухом. Сквозь юбку чувствовалось разгоряченное тело.

– Привет, – сказала мне на ухо Кэтрин.

Комната вертелась каруселью, а голос Кэтрин звучал сиреной маяка. Наши пальцы сплелись в темноте. Она медленно потянула мою ладонь по своему бедру. Ложбинка между ног была теплой, и я сообразил, что на Кэтрин нет нижнего белья.

– Опять ищешь неприятностей? – Она рассмеялась.

Ее чудесный смех и легкое прерывистое дыхание возбудили меня. Она расстегнула мне брюки, принялась ласкать. Все это казалось воспоминанием. Воспоминанием рассказа о чьей-то чужой истории. Через несколько минут я кончил, и Кэтрин осыпала мне лицо и шею быстрыми поцелуями.