Читать книгу "Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц"

Но Батшеба одергивает рабби:

– Какой позор! Суеверный старик! Он же совсем ребенок! Он не может быть одержим!

– Злые духи могли войти в него ночью, – отвечает рабби, – проскользнуть сквозь открытое окно.

– Чушь, – фыркает Батшеба, – с чего бы это духу лезть в окно?

Мойше шепчет:

– Христиане говорят, что в этих лесах живут какие-то изверги. Старая раса, старше даже, чем мы, и они крадут детей и растят их, как рабов, а на место наших детей подбрасывают свое злосчастное потомство. Может, это просто крестьянская сказка, но в наши дни кто может знать…

– Про этих злых духов или извергов хоть что-нибудь говорится в Торе? – возражает Батшеба. – Что, Господь уже измыслил для нас новую казнь? Старых недостаточно?

– Вот! – Рабби Исаак показывает на мальчика. И точно, он опять это делает. Сначала зажмуривается, потом открывает глаза широко-широко. Я мог бы поклясться, мальчик одержим. Чем еще объяснить это?

Мы, старшины общины, стоим, теребя наши бороды, а рабби еще и жует краешек своей.

– Можно о чем-то спросить? – раздается тихий голосок из темного угла комнаты. Голос принадлежит Якобу.

Рабби хмурится:

– В чем дело, дитя?

– У меня вопрос.

– У меня много вопросов, Якоб. Что, у тебя только один? И какой же?

Но Якоб отвечает:

– Он не к тебе.

Рабби выглядит оскорбленным. Якоб проходит мимо него, потом мимо меня и Леви и наконец останавливается перед маленьким мальчиком. Он смотрит на него очень долго. И наконец Якоб говорит мальчику:

– Где твоя борода?

– Это еще что за вопрос? – восклицает Леви.

– Мойше, послушай, – обращается рабби к отцу Якоба, – что это такое?

Но Якоб протягивает руку и дотрагивается до лица мальчика.

– Я знаю, что говорю! У них у всех бороды! Почему у тебя нет? – Он, прищуриваясь, очень внимательно и серьезно смотрит на мальчика.

– У меня нет, – говорит мальчик.

– Вижу. Но почему?

Якоб прижимает руку к губам, словно он очень удивлен.

Рабби пучит глаза. Но мальчик улыбается.

– Потому что я маленький, – говорит он.

– Мне ты кажешься вполне большим, – говорит Якоб.

– Но не настолько! – отвечает мальчик.

– Так что пока никакой бороды?

– Нет!

– А когда? Скоро?

– Нет!

Малыш начинает хохотать, темные глаза сверкают в свете очага. Нас всех съедает нетерпение. Что Якоб такое творит?

Якоб пожимает плечами.

– Ты кажешься старше, чем на самом деле, – говорит он.

Мальчик не сводит с него глаз. А потом снова делает это. Он зажмуривается, а потом широко распахивает глаза, словно вглядывается в какой-то чуждый нам мир.

Никто не отваживается шелохнуться.

А потом, очень спокойно, Якоб говорит:

– Скажи, зачем ты это делаешь?

Мальчик пожимает плечами.

А потом говорит:

– У меня сильно слипаются ресницы.

Молчание. Никто в хижине не смеет даже дохнуть.

А потом все начинают смеяться. Мы смеемся все громче и громче. Кто бы подумал!

– Его ресницы! – хохочем мы. – Леви, его ресницы!

– Ты что, его никогда не спрашивал?

– И ты для этого созвал старшин Ножана? Из-за ресниц?

Мы поднимаем такой шум, что малыш начинает плакать. Якоб обнимает его за плечи.

– Шшшш… – говорит он, – они смеются не над тобой. Они смеются над собой и друг над другом, над тем, что не знали того, что было известно маленькому мальчику.

Он гладит мальчика по щеке.

– Видишь? Тебе бы пристало носить бороду. Ты знаешь больше, чем все эти бородачи вместе взятые.

И я слышу, как Батшеба шепчет:

– Это мой сын. Благодарение Господу, это мой сын.

– Но это не чудо! – говорю я. – Ум, безусловно. Умение заглянуть в душу ближнего, без сомнения. Но двое других детей явили чудо! По крайней мере, так вы все утверждаете.

– Погоди. – Вот и все, что говорит Арон.

Этой ночью пришли факелы. Якоб свернулся на соломе меж матерью и отцом. Я знаю, потому что он рассказал мне, позже. Он прислушивается к их дыханию, но потом вдали слышит иные звуки.

Голоса, которые что-то выкрикивают. Юные голоса. Смех.

Затем другие голоса, крики, рев скотины и треск пламени.

– О нет, – бормочет Мари.

Я смотрю на старого Жерома. Он прикрывает глаза.

Якоб выбирается из постели.

– Проснитесь! – кричит он, и его родители тут же вскакивают на ноги.

Он бежит к двери их хижины и отворяет ее рывком.

Из темноты выскакивают два парня. Якоб глядит на них, глядит внимательно, и внезапно, как вспышка молнии, озаряющая небо, приходит понимание. Это мальчишки-христиане из другой части города. Крестьянские мальчишки. Они смеются, но в глубине души они испуганы. Это что-то вроде проказы, злой выходки.

Призрачный, дрожащий свет озаряет небо. Якоб поднимает взгляд. Крыши объяты пламенем.

Мальчишки подстрекали друг друга поджечь еврейскую слободу.

Батшеба тащит сына назад в хижину. Якоб глядит на своих родителей. Их лица окаменели от страха.

– Оставайся здесь, – шепчет отец Якоба.

– Но я могу помочь! – говорит Якоб.

В этот миг дверь с грохотом отворилась. В дверном проеме стоял парень в кожаной шапочке и с дикими, расширенными глазами. Ему было не больше пятнадцати. В руке он держал факел. В другой – тесак. Он ткнул факелом в стены. Солома, замешанная с глиной, начала дымиться.

Батшеба ухватила железную кочергу. Якоб думал, что она набросится на парня, но она вместо этого ударила кочергой в противоположную стену. Три сильных удара проделали в стене дыру. Теперь подросток тыкал факелом в тростниковую крышу, поскольку все стены дымились. Отец Якоба застыл без движения.

Нет. Не без движения. Якоб видел, что его губы шевелились. Он молился.

Дыра в стене была достаточно большой, чтобы туда можно было протиснуться. Батшеба ухватила Якоба за загривок и толкнула в отверстие.

– Якоб, – сказала она, жарко и сильно дыша ему в ухо, – беги. Прячься в лесу. Мы тоже придем, тоже. Завтра встретимся в школе, в бейт-мидраш[3]. Если от бейт-мидраш ничего не останется, иди к дяде Иегуде. Беги!