Читать книгу "Гильдия юристов-аферистов-утопистов и прочих специалистов в рамках законов РФ. Бюро решения проблем - Мальтина Аль-Самат"

Место встречи изменить нельзя. На Ульяновской

Эммануил Маркович был не на шутку озадачен. Предстояло решить нелегкий ребус. Подмерзавцев имел солидную охрану, связи, статус и деньги. На первый взгляд миссия казалась невыполнимой, поэтому Моня прибегнул ко второму взгляду, третьему глазу, подсознанию, тайному зрению и рюмке коньяка опального подполковника. Свистков был глубоко подавлен, и надо было обязательно найти выход из безвыходного положения, чем и занимался изо всех своих интеллектуальных сил наш мощный генератор идей.

С момента того страшного фиаско, которое потерпел в родной милиции Дмитрий Саныч, прошло всего две недели, но многое изменилось в жизни наших героев.

Гостеприимная холостяцкая однокомнатная квартира ветврача Жоры теперь напоминала стан конницы Буденного. В комнате расположился штаб по спасению имущества Нины Петровны: Моня, Жора и волкодав Лайко-Зобар. Кухню оккупировал Свистков вместе с чемоданом, раскладушкой, котом и канистрой КВНа. Да, воистину трудно наверняка знать вечером, где и с кем проснешься утром. Как говорится, человек предполагает… Переселение же народов происходило так.

Как гласит народная мудрость, гость, как и рыба, начинает пахнуть через три дня. И радуются ему, гостю, дважды – когда он приходит, и когда уходит. Нина Петровна не стала исключением из этого правила. Через месяц стало окончательно ясно, что женщина и ее дочь свою жилплощадь назад не получат, и приютившая их подруга попросила загостившихся дам срочно найти себе жилье. Друзья познаются в беде, и иногда ими оказываются те люди, которые до этого момента были совершенно чужими, а «родные и близкие» сливаются, как воды унитаза. Так произошло и в этот раз. Идти Нине Петровне было некуда. И она пошла в милицию к Дмитрию Александровичу. Итак, теперь комнату Свисткова занимали гражданки Струнины, а Дмитрий Саныч потеснил протянувших руку помощи бывших фигурантов. Престранная она штука, жизнь.

Да, на Ульяновской нынче находился «роддом». Рождалась (появлялась) на свет дружная компания неординарных, необыкновенных и замечательных людей, зачатая в тот судьбоносный праздник 7 ноября, когда мосты Москвы были украшены красными флагами.

Дмитрий Александрович привык быть нужным. Даже в это переходное время, когда многие сотрудники родных органов правопорядка «крышевали» беспорядок, «Свистковы» обеспечивали раскрываемость тех дел, которые разрешали раскрыть. Дмитрий Саныч не брал отпуск семь лет, но после опустошения служебного сейфа рвение неутомимого борца с беспределом обрело предел. Пробуждение все более напоминало отход от наркоза в реанимации, на работу идти не хотелось. А когда Дмитрий понял, что ему не хватает сил погладить кота, срочно написал рапорт на отпуск. В конце концов, в течение семи лет кто-то периодически был загорелым, а он за всех «угорелым». Теперь он отсыпался у хороших людей, которые решали его проблемы. И заливая чекушкой КВН душевные раны, потихонечку приходил в себя.

За эти годы Жора и Моня стали настоящими друзьями. Теперь к ним присоединился Димон с котом. Не терял предприимчивый Эммануил Маркович связи и с другими участниками той памятной встречи в милиции, и, идя своим курсом, был в курсе их судеб.

Гоголевская Панночка, попав в затруднительное положение, призвала Вия. Моня же принял решение вызвать Витю.

Позовите Витю

Виктор Ковалевский, душа компании, тот самый горе-флагометатель с моста, нынче работал частным детективом. Он блестяще окончил престижный вуз и получил профессию юриста-международника. Раньше он непременно сделал бы карьеру по дипломатической линии, но с учетом изменившейся ситуации решил стать предпринимателем без образования юридического лица, впрочем, с сохранением лица человеческого. Дружба со Свистковым была профессионально выгодна для Вити, и когда он узнал, что Дмитрию Александровичу нужна помощь, явился незамедлительно. Но дело было не только в этом. Если бы в ту приснопамятную ноябрьскую ночь вместо Свисткова дежурил другой сотрудник, не закончил бы Ковалевский вуз, и не являлся бы тем, кем был теперь. Да и страшно подумать, как могла бы сложиться его жизнь. У Вити была хорошая память, и вот он сидел за столом с Моней и Жорой, на кухне под котом дремал Свистков, а рядом с ними громко храпел любвеобильный волкодав.

Моню не интересовало темное прошлое мерзавца Подмерзавцева. Все это прекрасно знал Дмитрий Саныч. Нет, Эммануил Маркович ждал от Вити другой информации, куда более интимной и труднодобываемой. Прирожденный психолог Моня интересовался детством, юношеством, семейными преданиями и, наконец, медицинской картой злодея. Сакральными связями его домочадцев, привычками, местами регулярного посещения, выписываемыми изданиями и расписанием жизни.

Великий и любимый автором сатирик изрек: «Жить надо так, чтобы не скучало установленное за вами наружное наблюдение». Увы, оно скучало. Сан Саныч не баловал сыщиков ни экстравагантностью, ни разнообразием, ни пикантными безобразиями. Да, жил Подмерзавцев до приторности однообразно: подъем в 7:30 утра; водные процедуры; завтрак. В 8:30 подъезжал шофер и отвозил шефа на работу в Управу, где Подмерзавцев делал дела и коротал день за деньги налогоплательщиков. В 17:00 водитель отвозил его домой, в коттеджный поселок (назовем его) Оборзеевка, где по соседству жили такие же пожиратели людских налогов и ресурсов страны, неприкасаемые дельцы и их семьи. И так пять дней в неделю. В субботу и воскресенье Подмерзавцев ходил в баню, расположенную внутри поселка Оборзеевки, со своими соседями, и говорили они о погоде.

Куда более интересна была мадам Иветта Подмерзавцева. Она внесла яркие праздничные краски в суровые будни Вити Ковалевского. Иветта Павловна была хороша собой и отлично это понимала. Но для удержания благ, в которых ее купал ровесник-муж, она должна была не утратить харизмы. И да, раз в неделю она посещала весьма дорогой салон красоты, в котором проводила кучу времени. Именно туда была спешно трудоустроена свежеиспеченная сенсация ближних востоков и малых Азий госпожа Ирэна Ковалевская, стоун-массажист и энергокосметолог, только что вернувшаяся из Индии и Тибета, процедуры которой делают женщину неотразимой и притягательной на энергофероммональном уровне. Ирэна зажигала свечи с восточными благовониями, раскладывала подогретые морские раковины на спинах доверчивых жертв за весьма немалые суммы, и под завораживающую музыку горного ручья уповала на эффект плацебо. А что же еще могла предложить холеной публике Ирина Владимировна Ковалевская, выпускница вокального отделения московской консерватории и любимая жена Виктора Васильевича? Однако ее артистизм, усиленный не вызывающими сомнений грамотами и благодарностями от знаменитых клиентов, делал свое дело. Особенно личная благодарность от Елисаветы Второй. Дамы расцветали, к Ирэне заблаговременно записывались, а директриса салона не могла нарадоваться на немалую прибыль. И вот две дамы подружились, благодаря чему Моня узнал немало интересного. Оказывается, в детстве Подмерзавцев испытал лютый страх. Подмерзавцев-старший был заядлый охотник, и в один прекрасный зимний день, когда мама Таня лежала в больнице, отец взял маленького Сан Саныча на охоту. И правда, не пропускать же радости из-за такого незначительного препятствия, как сын! Гнали волков, и каким-то непонятным образом мальчик оказался за красной линией, один на один с загнанным зверем. Волк, чувствуя неминуемую гибель и увидев перед собой человеческого детеныша, остановился, оскалился и протяжно завыл. Клыки, слюна, вой и горящие глаза зверя не раз обрывали сон чиновника и будили ближних Сан Саныча на протяжении всей его жизни истошными криками последнего. Детский кошмар никак не отпускал Подмерзавцева. Есть ли подсознание и предчувствие беды? Наверное, да. Перед смертью болезненной матери во сне Сан Саныч видел волка, унесшего мать. А накануне смерти отца Подмерзавцеву приснилась страшная черная женщина, изрыгавшая проклятия на род управленца. Затем ее глаза загорелись, как красные дорожные светофоры, накрашенные губы превратились в пасть, и волк в ярком платке схватил отца в зубы и скрылся в тумане, окутавшем лес.