Читать книгу "Бойся меня - Алайна Салах"

«Какого черта… Какого черта…», — изумленно барабанит в голове. Какого черта я чувствую это настолько сильно?

Он ласкает мою грудь языком, тянет ее губами, заставляя меня выгибаться на кровати, распахивать глаза и извиваться. Это стресс… Адреналин… Гормоны, выделившиеся в огромном количестве. Это они заставляют меня ощущать себя так. Словно я до предела натянутая струна, каждый щипок которой отзывается продолжительным звуком.

Его ладонь у меня на ребрах, на животе. Сомнений больше нет — я послушно раскрываю для него ноги. Потому что хочу, чтобы стало легче. Хочу знать, как он будет трогать меня там, хочу взорваться под его пальцами.

Я чувствую его эрекцию бедром — он тоже возбужден. Можно помочь ему рукой, но я слишком обезумела, чтобы думать сейчас о чем-то кроме собственного тела.

Савва приподнимается и смотрит мне в глаза, когда размазывает по клитору мое возбуждение, и когда проникает в меня пальцами. Да, он умеет трогать так, что я перестаю контролировать мимику и звуки, которые издаю. Смотри, одержимый спаситель. Мое тело трясется, хлюпает и стонет из-за тебя. Может быть, я и правда для тебя особенная, потому что не нахожу другого объяснения тому, почему с тобой я чувствую себя так.

13

Меня будит шаловливый луч солнца, настойчиво раздражающий веки. Я закрываюсь от него рукой, но тщетно: он находит способ просочиться сквозь пальцы. В ноздри ударяет пряный мужской запах, вместе с которым в сознание потоком льется вчерашняя ночь: глубокий влажный поцелуй, тело Саввы на мне, теплые губы, ласкающие мою грудь, его пальцы… Эти восхитительные пальцы, подарившие мне настолько острое удовольствие, какого я ни разу не испытывала при куда более интимном контакте с Никитой.

Следом будто из параллельной вселенной набегают другие воспоминания: похотливо дышащая человеческая масса, удушливая вонь мочи, соленый вкус на губах. Я открываю глаза.

Нет, это был не сон. Лицо Саввы находится прямо передо мной — он все еще спит. Темно-русые волосы падают ему на лоб, лицо расслабленно. Я не могу упустить возможность его разглядеть, когда он настолько беззащитен. У него густые, совершенно прямые ресницы, кожа по-юношески гладкая и чистая, без малейшего изъяна. Сейчас ему можно дать не больше двадцати трех. Все изменится, как только он откроет глаза. Кто ты, парень? Кто твои родители и где ты научился так читать людей? И почему выбрал именно меня?

— Здравствуй, — вдруг произносит Савва, перед тем как открыть глаза.

Да, теперь ему совсем не двадцать пять. Его взгляд старше меня на пару десятилетий.

— Как ты узнал, что я не сплю? — от неожиданности и легкого замешательства я спрашиваю первое, что приходит в голову. — У тебя есть сверхспособности?

— Люди чувствуют, когда на них смотрят. Особенно так, как смотрела ты, — На его щеке появляется ямочка: — Ты меня разглядывала. Любой бы на моем месте проснулся.

Савва смотрит на меня со своей излюбленной пристальностью, словно ему требуется изучить мысли, накопленные мной за ночь. Мне становится неуютно. Во-первых, я отвыкла просыпаться с мужчиной(Никита удирал от меня ни свет ни заря, чтобы успеть сменить костюм), а во-вторых, я люблю уединенный утренний комфорт, когда можно без зазрений совести побыть обычным человеком: с опухшими от сна глазами, вороньим гнездом на голове. Точно не утруждать себя разговорами.

Его ладонь ложится мне талию, обдавая ее жаром через халат, который на удивление все еще на мне надет, и тянет к себе.

— Мне нужно пойти в душ, — бормочу я, выскальзывая из-под его руки, отчего она падает на одеяло. — На кухне есть кофемашина, если захочешь выпить кофе.

Пока я, хромая, улепетываю из собственной спальни, то трусливо надеюсь, что умение Саввы читать знаки подскажет ему: я хочу, чтобы он ушел. Я ведь ничего ему не должна. Меня чуть не изнасиловали, и я честно предупредила, что мои поступки продиктованы состоянием аффекта. Он ведь не маленький мальчик и должен понимать, как работают случайные связи. Что изменилось между нами, кроме того, что мы целовались, и он довел меня до оргазма? Савва по-прежнему мне не подходит. И я даже фамилии его не знаю.

Убедившись, что дверь в ванную заперта, я скидываю халат и по привычке встаю перед зеркалом. Кроме разбитой губы и подвернутой лодыжки, тот жлоб-насильник, к счастью, не оставил на мне своих следов. Зато оставил Савва: соски напряжены и слегка потемнели. От новой волны воспоминаний живот сводит горячей судорогой. Влажные движения его языка, звуки сбившегося дыхания, пальцы, пробегающие по ребрам…

Я захожу в душевую кабину и с грохотом сдвигаю ее створки. Хватит. Лучше подумать над тем, что сказать Андрееву о своем невыходе на работу. Может, так и сказать? «Меня собирался изнасиловать бомж, Константин Борисович. Требуется пара дней, чтобы морально восстановиться».

Перед глазами моментально всплывает удовлетворенное лицо Гордиенко, и я морщусь. Вот кто не преминет обернуть ситуацию против меня. С женщиной сложнее иметь дело, потому что ее можно легко изнасиловать, и в последствии она не выйдет на работу. И ведь не поспоришь: мужчин действительно насилуют куда реже.

Как бы там не было, сегодня на работу я точно не выйду, в противном случае это будет попахивать фанатизмом. Андреев все же женат, и у него тоже есть дочь. Может, произошедший со мной инцидент всколыхнет в нем родительские чувства, и он не позволит мудаку Гордиенко оккупировать себе мозг хотя бы ближайшие сутки. Контракт с «Аэлитой» должен быть моим.

Когда я выхожу из душа, замотаввшись в новый халат(старый сменила намеренно, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций), то застаю Савву на кухне, уставишимся в телефон.

На что я надеялась? Что он просто уйдет, прикрыв за собой дверь? Маловероятно.

— Ты не стал делать себе кофе? — я киваю в сторону кофемашины и иду к шкафам, чтобы достать чашку. — Будешь?

Ответа не следует, и тогда мне приходится снова посмотреть на него. К счастью, рубашка на нем застегнута, как и брюки. Красивый парень. Очень. И даже заспанные глаза и растрепанные волосы его ничуть не портят, и будто делают… сексуальнее. И губы яркие, распухшие. Черт.

Странное это чувство: хотеть, чтобы человек ушел и одновременно любоваться им. Но Савва же «слишком» для тебя, ты ведь помнишь, Мирра? Ни в коем случае нельзя об этом забывать.

— Ну так что? — я улыбаюсь ему официальной улыбкой, дающей понять: с утра мы порознь. — Сделать тебе кофе?

— Трусиха, — глухо и резко изрекает он, убирая телефон в карман брюк. — Снова прячешься за своим тесным скучным панцирем.

Улыбка сползает с моего лица, но я насильно натягиваю ее обратно. Даже если он увидел меня вчера потерянной и испуганной, это совсем не означает, что ему позволительно так со мной разговаривать.

— Никакого панциря нет. Это и есть моя жизнь: комфортная и взвешенная. И я чувствую себя в ней отлично, Савва, что бы там не думал.