Читать книгу "Только с дочерью - Бетти Махмуди"

Махтаб всхлипывала во сне, надрывая мне душу. Как мог Махмуди столь безмятежно спать, когда его малютке так плохо? Как мог он причинить ей такую боль?

Я по крайней мере сама сделала свой выбор, а бедняжка Махтаб даже не имела права голоса. Невинная четырехлетняя малышка оказалась жертвой жестокой реальности – нашего загадочного, тяжелого брака, который каким-то непостижимым для меня образом стал драмой, отражением мировых политических катаклизмов.

Я проклинала себя всю ночь. Зачем я ее сюда привезла?

Но я знала ответ. Я не могла поступить иначе.

Как ни странно, единственным способом уберечь Махтаб от постоянной жизни в Иране было привезти ее сюда ненадолго. Однако даже этот отчаянный шаг не помог.

Я никогда не интересовалась политикой и международными конфликтами. Все, чего я хотела, – это счастье и гармония в своей семье. Однако в ту ночь, когда мне на память приходили тысячи воспоминаний прошлого, мне казалось, что даже наши считанные минуты радости имели некий болезненный оттенок.

Фактически более десяти лет назад нас с Махмуди соединила боль – боль, начавшаяся у меня в левой части головы и быстро охватившая все тело. В феврале 1974 года меня стали мучить мигрени, сопровождавшиеся головокружениями, тошнотой и неодолимой слабостью. Стоило мне открыть глаза, как меня пронзала боль. От малейшего шума шею и спину сковывали мучительные спазмы. Засыпала я только под действием сильных снотворных.

Мне было вдвойне тяжело оттого, что в двадцать восемь лет я пришла к выводу – наконец-то я созрела для самостоятельной, взрослой жизни. Я выскочила замуж сразу по окончании средней школы, и этот безрадостный брак закончился затяжным, трудным разводом. Но сейчас я вступала в счастливый период уверенности в себе, которая была прямым результатом моих собственных усилий. Моя работа в «Ай-Ти-Ти Хэнкок», в маленьком городке Элси, штат Мичиган, сулила мне карьеру управляющего. Я поступила туда в качестве ночного дежурного, работала не жалея сил и постепенно доросла до заведующего отделом кадров, подчиняясь непосредственно управляющему заводом. Моей зарплаты вполне хватало на то, чтобы содержать пусть скромный, но уютный дом, где я жила со своими двумя сыновьями: Джо и Джоном.

Мне также приносило удовлетворение мое участие в благотворительной деятельности – в течение года я оказывала организационную помощь местной Ассоциации инвалидов, страдающих мышечной дистрофией; кульминацией этой работы стал телемарафон Джерри Льюиса. А за год до него, в День труда, я выступала по телевидению в Лансинге. Я прекрасно себя чувствовала и упивалась новым ощущением независимости.

Все говорило о том, что я продвигаюсь к осуществлению своих честолюбивых замыслов – одновременно и туманных и ясных, – которые я сформулировала для себя, еще будучи подростком. Меня окружали рабочие – мужчины и женщины, – которых вполне удовлетворяли их весьма скромные, с моей точки зрения, достижения. Я стремилась к чему-то более масштабному – это мог быть университетский диплом, карьера судебного журналиста или собственное дело, это могло быть… все что угодно. Но мне хотелось чего-то большего, чем та скучная жизнь, которую я наблюдала вокруг.

И тут начались головные боли. Долгое время моим единственным желанием было избавиться от этого ужасного, изматывающего недуга.

Отчаянно ища помощи, я обратилась к доктору Роджеру Моррису, нашему давнему семейному врачу, который в тот же день направил меня в карсонскую городскую больницу – это была остеопатическая клиника, в часе езды от Элси.

Меня поместили в отдельную палату; шторы были опущены, свет выключен, и я, не веря своим ушам, слушала, как врачи говорят о возможной опухоли головного мозга.

Мои родители приехали из Бэннистера навестить меня, они привезли с собой Джо и маленького Джона, хотя дети в этом возрасте к свиданиям с больными не допускаются. Я была рада видеть своих мальчиков, однако меня встревожило отступление от строгих больничных правил. И когда на следующий день ко мне заглянул наш священник, я сказала, что хочу написать завещание.

Мой диагноз не поддавался определению. Мне прописали ежедневные сеансы физиотерапии и массажей, после чего я возвращалась в свою темную, тихую палату. Лечение массажами является одним из основных различий между остеопатией и другими, более распространенными аллопатическими методами, утвержденными министерством здравоохранения. Врач-остеопат – после его фамилии стоит сокращение Д.О.[1]– получает то же образование и имеет ту же лицензию, что и Д.М.,[2]но их отличает друг от друга профессиональная философия. Д.О. имеют право заниматься медицинской практикой в любом из пятидесяти штатов. Они используют ту же современную систему специализации, что и аллопаты – анестезиологи, хирурги, гинекологи, педиатры, невропатологи и так далее. Однако врачи-остеопаты применяют «целостный» подход, подвергая лечению весь организм.

Цель массажной терапии – облегчить боль естественным способом, то есть стимуляцией нервных окончаний и расслаблением напряженных, недужных мышц. Когда-то это помогло мне излечиться от разных хворей, и я отчаянно надеялась, что моим мучениям придет конец и на этот раз.

Мне было так плохо, что я едва взглянула на интерна, явившегося для первого сеанса массажной терапии. Я лежала на жестком массажном столе лицом вниз, чувствуя, как его пальцы разминают мои спинные мышцы. У него были золотые руки и деликатная манера обхождения.

Он помог мне перевернуться на спину, чтобы сделать массаж шеи и плеч. Сеанс завершало быстрое и точное движение, которым он с хрустом повернул мне шею, что принесло мгновенное облегчение.

Лежа на спине, я внимательнее присмотрелась к доктору. Казалось, он был старше меня лет на десять, а значит, старше большинства интернов. У него уже начали редеть волосы. Его зрелые годы создавали впечатление уверенности. Не будучи красавцем, он был хорошо сложен – у него было сильное, крепкое тело, слабо выраженные арабские черты лица и очки как у ученого. Его кожа была чуть более смуглой, чем у меня. Если не считать легкого акцента, его можно было принять за американца.

Его звали доктор Саид Бозорг Махмуди, но другие врачи называли его просто Махмуди.

Лечение, проводимое доктором Махмуди, было единственным источником радости в больнице. После этих процедур у меня на время прекращалась боль; уже одно его присутствие действовало на меня положительно. Он был самым внимательным из всех врачей, которых мне доводилось видеть. Мы встречались каждый день во время процедур, кроме того, он частенько заглядывал ко мне днем – поинтересоваться, как дела, и вечером – пожелать спокойной ночи.

Тщательное обследование показало отсутствие опухоли, и врачи пришли к выводу, что это острая форма мигрени, которая пройдет сама собой. Несмотря на всю свою расплывчатость, диагноз оказался верным, и после нескольких недель боль начала утихать. Никаких физических осложнений не последовало, однако в результате этой болезни моя жизнь круто изменилась.