Читать книгу "Ведьма - Анна Никода"

Эдак я до костей похудею.

Мысль о том, что придется коротать голодную и холодную зиму, гнала меня вперед. Да, конечно, можно все купить в магазине. Но, во-первых, я уже привыкла жить на всем своем — домашние овощи и яйца уже стали для меня привычным рационом. Да, каши приходилось покупать в магазине, но даже хлеб я пекла уже сама. К зиме зарублю половину куриц — вот тебе и мясо. Да и охота, если что, спасет — я, конечно, не профессионал, однако вряд ли заяц сможет убежать от оборотня. А во-вторых — мне это нравилось. Нравилось жить, не страдая от последствий человеческой «цивилизации», нравилось чувствовать вокруг себя дерево и травы, а не бетонные перегородки и чужих людей. Не подумайте, я не бирюк, иначе бы звериная ипостась во мне давно бы победила и я бегала, пуская слюни, где-нибудь в заповеднике. Но контактировать с оставленным позади миром хотелось как можно меньше.

Утром с рассветом я отогнала коров на луг, выгнала кур на огороженный участок огорода — там, где уже успела собрать все овощи — и отправилась к Гришке. Тот уже не спал — завтракал, сидя на крыльце. Кружка молока в руках и краюха хлеба вызвали во мне обильное слюноотделение — давно я уже молока не пила, жалела для теленка.

— Будешь? — понятливо спросил парень и, не дожидаясь пока я кивну, бросился в дом.

Наевшись, мы двинулись в сторону моста.

— Я теперь оставшуюся жизнь буду зваться твоей полюбовницей, — мрачно заметила я, стараясь не обращать внимания на высунутые из окон носы.

— Ну что тут плохого?.. — начал было Гришка, но осекся, натолкнувшись на мой злобный взгляд. — Шучу я, шучу. Хочешь одна быть — твое дело.

— Мое, — согласилась я, даже не подумав с ним спорить. — Мое…

Глава администрации обретался в доме сразу за мостом — ничего не скажешь, живописное место: на крутом правом берегу, вид на реку открывался просто потрясающий. Березы в палисаднике свесили ветки прямо в обрыв.

— Отец! — с порога крикнул Гришка. Я шла следом. Глава обнаружился в дальней комнате большого дома — лежа на кровати. Лицо его пылало.

Тихо подойдя ближе, я тронула лоб.

— Принеси градусник.

Гришка метнулся из комнаты, слышно было, как он поспешно выдвигает ящики комода на кухне. Тем временем я села рядом с главой на кровать и, расстегнув рубашку, осмотрела грудь, прислушалась к тяжело, натужно бьющемуся сердцу, осмотрела руки с синеватыми лунками ногтей.

— Вы зря это делаете.

Сердце колыхнулось под моей рукой.

— Вам еще есть ради чего жить, — никакой реакции. Словно не слышит меня. — Ваш сын больше не пьет.

Довод оказался весомым — синеватые губы дрогнули, дыхание с хрипом вышло из легких.

— Надолго ли?..

— Даст Бог — навсегда, — пожала я плечами. — Но если вы умрете, ему это точно не поможет. Сопьется на вполне законных основаниях. Вы ему нужны, Николай.

Он все еще не верил — медленно открыл глаза, в которых не было надежды, я встретила его взгляд.

— Умереть вы всегда успеете. Сначала нужно помочь сыну. Заберите его из этой деревни, отправьте в город, пусть найдет работу, женщину — только не сидит здесь без дела.

Гришка наконец нашел градусник, примчался, встряхивая по пути, чуть не разбив о дверной косяк.

— Хорош паниковать-то, — осадила его я, вставляя градусник. — Ничего с ним не случится. Ты в холодильник заглядывал?

— Пусто…

— Так дуй в магазин, на рынок — масла купи, молока, курицу заруби: я бульон сварю! — я возмущенно замахала руками, парень торопливо кивнул и рванул к дверям. — Стой, дурак! Деньги возьми!

Деньги нашлись у главы в тумбочке — и немало. Видно, совсем худо стало, ничего не хотелось. Температура держалась на 38.9 — достаточно, чтобы свалить с ног и здорового, но, когда я снова подошла к кровати, Никита Алексеевич уже смотрел более осмысленно.

— Убедились? — поинтересовалась я, забирая градусник. — Третий день ни грамма не выпил, хоть на человека стал похож. А тут вы помирать собрались… Нехорошо получается? Сына бросить хотите? Он же ваша единственная кровиночка…

— Не… брошу… — тихо, совсем тихо. Я вздохнула.

— Пойду, заварю вам чай.

Пока я рылась в полупустом погребе в поисках варенья и меда, а затем — рыскала по заросшему огороду в поисках нужной травки, грела чайник, топила печь, чтобы изгнать застоявшийся, сырой воздух, вернулся Гришка.

— Валька думала, привидение увидела, — проворчал он, складывая на стол продукты. — Еле очухалась… Курицу у Федьки купил, он только сегодня пару зарубил, дочь из города приезжает…

— Разделай и поставь грудку вариться, проследишь, чтобы через полтора часа выключил, — отрывисто отдавая команды, я налила в кружку молока, вылила туда взвар с медом и малиной и попробовала, прикидывая, подойдет ли. Лучше бы, конечно, сходить за моими травками, но бежать далеко. — Процедишь через сито бульон, давай ему через каждые два часа, понемногу, понял? Жар я собью, а остальное принесу позже.

Он кивал, сосредоточенно, с умным видом. Разве что не записывал. Я фыркнула от смеха.

— Успокойся. Все с твоим папашей в порядке будет. Обычная простуда. Ты, главное, его одного не бросай, поживи маленько…

— Не брошу! — закивал Гришка. И спохватился, только когда я уже уходила: — А это, в лесничество когда?

— Как поправится… — вздохнула я, влезая в сапоги и, уже почти за дверями: — Вечером вернусь!

Очередной день насмарку. Торопливо прохлюпав по начинающим подсыхать лужам, я перешла мост, добралась к себе, получив молчаливое неодобрение кота и полезла на чердак. Там собрала все нужные травки, спустилась вниз и занялась мазью. Честно говоря, за остаток дня ни разу не пожалела, что не провела его согнувшись раком в огороде. Делать снадобья — это то, что я искренне любила и умела. Каждая травка, каждый листочек ощущались мной, как живые. Уже в сумерках, выпустив наружу тяжелый травяной дух, я направилась обратно в село. Вот тебе и жизнь отшельницы — от одного спасай, то другого. А еще нужно коров с пастбища пригнать, накормить живность.

Никита Алексеевич уже был в полном сознании — слабость его еще не покинула, но хотя бы жить захотел, с удивлением смотря за суетившимся по хозяйству сыном.

Войдя на кухню, я увидела их обоих, сидящих за столом.

— Я смотрю, вы оправились? — суховато (отлежался бы!) прокомментировала я. Ответом был глухой кашель в кулак. — Вот. Натрете перед сном грудь и спину. А вот это… — я выставила на стол тряпичный мешочек со сбором трав, — Нужно будет заварить. Только чтобы вода была не слишком горячая, лучше на пару.

— Понял, — Гришка сгреб все это в охапку, перетаскивая в холодильник. Ну, тоже вариант. Я в холодильнике не нуждалась.

Уложив Никиту Алексеевича обратно в постель, мы с Гришкой вышли на улицу, усевшись на крыльце. Дом был хорош тем, что вход выходил прямо на реку — до обрыва оставалось буквально метров пятьдесят, заросших березами и яблонями, что обеспечивало относительную отдаленность от остальной деревни. Правда, и комарами тоже в полной мере. День выдался нежарким, но солнечным — земля начала подсыхать после затяжных дождей, над ней курился легкий дымок, в котором отлично жилось мошкаре. Впрочем, когда мы вышли в сумерки, уже значительно похолодало — от реки поднимался густой, кисельный туман, в котором ясно было слышно крики выбравшихся на охоту сов.