Читать книгу "Сломанные вещи - Лорен Оливер"

Они исчезли в сарае. К тому времени, когда к нему приковыляла и я, его дверь уже захлопнулась. От влажности и старости дерево перекосило, и я не сразу смогла ее открыть. На секунду мне показалось, что они собираются в шутку оставить меня мокнуть под дождем. Я начала долбить по двери кулаками и кричать, и наконец она распахнулась.

Они даже не слышали моего стука. Они стояли посреди сарая, и я увидела, что вокруг их ног образовались лужи, натекшие с одежды и волос. Я помню, как вокруг было тихо, когда я закрыла дверь и дождь превратился всего лишь в глухой стук капель, бьющих в стены и крышу сарая.

Сам сарай был чисто убран и пах ароматизированными свечами с ванилью. Все старые инструменты куда-то исчезли. И вся паутина.

Его стены были теперь оклеены старомодными обоями в цветочек – кремового цвета с миленькими букетами роз, а наши шаги приглушал зеленый коврик из лоскутков. В одном углу стояла узкая кровать, накрытая узорчатым лоскутным одеялом, рядом с ней деревянная прикроватная тумбочка, на которой разместился работающий от батарейки фонарь, похожий на лампу со свечой. Оконная рама была вычищена, хотя в ее углах еще оставались кусочки плесени, смешанной с паутиной. На тумбочке даже стояла стеклянная банка, полная диких фиалок.

А над кроватью была прибита маленькая деревянная табличка, на которой кто-то красивыми буквами написал строчку: «Добро пожаловать в Лавлорн».

– Это твоя работа? – Я повернулась к Саммер, хотя по выражению ее лица сама видела, что она тут ни при чем.

В книге первоначальная троица девочек никогда не испытывала ничего, кроме восторга, когда вокруг них появлялся Лавлорн, когда он начинал изменять знакомые им предметы, подобно сливочному маслу, меняющему свои очертания: вот дерево превращается в башню, вот старая каменная стена обращается в грот, где живут гремлины. И затем, позднее, нам начало ужасно нравиться помещение клуба, которое сейчас вдруг возникло перед нами посреди дождя, и тепло лоскутного одеяла, которое обнимало наши плечи, и мигающий свет фонаря.

Но в тот раз я не почувствовала восторга. Я ощутила только страх.

– Это волшебство, – сказала Саммер. Она подошла к стенам и ощупала обои, как будто опасалась, что они расползутся под пальцами. Когда она снова повернулась к нам, ее глаза сияли. Это был единственный раз, когда я видела, что она близка к истерике. – Это Лавлорн. Мы отыскали Лавлорн.

– Лавлорна не существует. – Бринн так и не сдвинулась с места. Вид у нее был сердитый, что означало, что она тоже испытывает страх. – Ты сама все это устроила, Саммер. Признайся, что это твоих рук дело.

Но Саммер не слушала ее.

– Это Лавлорн, – сказала она. И начала кружиться по комнате, дотрагиваясь до всего – до лоскутного одеяла, до кровати, до фонаря – повышая голос, пока он не превратился в крик. – Это Лавлорн!

В ящике тумбочки она обнаружила коробку шоколадных печений и открыла ее с помощью зубов. Я помню, что печенья были старыми и крошились, как замазка.

Вероятно, входов в Лавлорн было великое множество, возможно, они находились внутри старинных буфетов, или под кроватями, или в таких местах, где никому не приходило в голову их искать, вроде старых кладовок. Но проще всего было попасть туда через лес, куда Саммер, Бринн и Миа и отправились, когда решили увидеть Лавлорн своими глазами.

Из «Возвращения в Лавлорн» Саммер Маркс, Бринн МакНэлли и Миа Фергюсон

БРИНН

Наши дни

Пока я иду по Харрисон-стрит, слова Миа продолжают вертеться у меня в голове, как надоедливая песня.

– Ты была влюблена в Саммер.

Влюблена в Саммер.

В Саммер.

В Саммер.

В Саммер.

Какая-то часть меня продолжает жалеть о том, что вообще вылезла из машины Миа. Вместо этого мне следовало наброситься на нее за то, что она все истолковала превратно, за то, что она всегда истолковывала это превратно. За то, что она вечно следовала за нами как хвостик, за то, что она струсила и рассказала копам про Лавлорн.

Но в то же время другая часть меня – крошечное порочное существо, маленький монстр, затаившийся где-то в глубине моего мозга – знает, что она не ошибается, во всяком случае, не в этом отношении.

Действительно ли я была влюблена в Саммер?

Была ли она у меня первой?

И единственной настоящей?

С тех пор появились и другие. Я лесбиянка. Или гейгерл, лизунья, фемка, сафо, если прочитать надписи, которые появлялись в моем шкафчике в раздевалке с тех пор, как погибла Саммер. Вермонт в основном либеральный штат – директор Объединенной школы Твин-Лейкс мистер Стайгер приводит своего мужа на каждую выпускную церемонию – но это может продолжаться только до тех пор, пока люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией стараются оставаться невидимыми. Безвредными. Пока они не причиняют беспокойства, пока их руки остаются на виду и все дети находятся в безопасности.

Я точно не знаю, когда осознала, что лесбиянка, просто я никогда не чувствовала себя натуралкой. А если вы считаете, что секс – это как цветная капуста и вы никогда точно не узнаете, что вам по нутру, пока не попробуете, то я пробовала всё. Я имела отношения с тремя девушками – действительно серьезные отношения – и трахалась еще с полудюжиной. В реабилитационных центрах больше почти нечем заниматься.

Среди них была Марго, наполовину француженка, наполовину нигерийка, с кучей проколов на лице, выросшая в Огайо. Каждый раз, когда мы с ней целовались, у нее из носа выпадало кольцо. Саша – русская из Брайтон-Бич, Нью-Йорк, говорившая с таким акцентом, что мне всякий раз казалось, что она мурлычет. Элли, с которой я оставалась несколько месяцев: смеясь, она всегда прикрывала рот рукой, а ее волосы напоминали мне иглы дикобраза.

Но Саммер была не такой. Особенной. В каком-то смысле чистой. Наверно, потому, что я не могла ее поиметь – наверно, потому, что в то время я даже не была уверена в том, что мне этого хочется.

Может быть, потому, что я любила ее так сильно.

Может быть, потому, что она разбила мне сердце.

Я помню, как мы вместе попали под ливень по дороге из Лавлорна осенью в седьмом классе. Саммер не захотела рассказывать об этом Миа, и я тогда чувствовала себя виноватой и одновременно охваченной упоением. А потом в доме мы забрались в тесный душ, не сняв футболок и белья, оказавшись так близко друг от друга, что просто не могли не соприкасаться, и ее белокурые волосы запутались, тушь расплылась по щекам, а дыхание пахло земляникой, и мы все смеялись и смеялись, выталкивая друг друга из-под струй горячей воды, и всякий раз, когда Саммер касалась меня, у меня под кожей словно загорались огни. А потом она сказала, что решила сбежать из дома и провела три ночи в сарае, превращенном в клуб, и как-то вечером она попросила меня остаться с ней, и мы проспали ночь в одном спальном мешке, касаясь друг друга коленями, и запах ее пота пропитывал воздух, и у меня от него кружилась голова. Она была принцессой. А я собиралась стать ее рыцарем.