Читать книгу "Горький пепел - Ирина Котова"

– Ни в коем случае, – подхватила я, поднимаясь на ступеньку вверх. – Но у меня сердце будет не на месте, если я не увижу, что все под контролем.

– Хорошо, – пробубнил Леймин, проходя вперед, и леди Лотта лукаво улыбнулась мне. – Завтра я покажу вам план эвакуации, моя госпожа.

Дни проходили в хлопотах, заглушающих страх, в новостях с фронтов, в бесконечном приеме раненых и операциях – и я понимала, что счет идет на дни, что вот-вот катастрофа разверзнется и здесь. По словам Жака Леймина, который каждое утро докладывал мне об обстановке на фронте, тяжелые бои шли уже в двадцати километрах от фортов, и враги должны были достичь герцогства в течение недели. Пару дней назад мы вместе с несколькими медсестрами и ходячими больными, вышедшими покурить, опять бежали в замок от нагрянувшей тройки «стрекоз», а над нами грохотали заговорившие на башнях пушки. Иномирян отогнали, но меня не покидало ощущение, что они и не собирались нападать, просто вели разведку. А если бы напали, то свалили бы наши орудия вниз и убили бы нас всех.

После встречи с Мартином я приняла решение и, поговорив с магом Тиверсом, чтобы подготовить магический договор о неразглашении, напоила и Тиверса, и наших виталистов своей кровью. Мне это стоило слабости и головокружения, зато теперь целители могли помочь большему количеству раненых и выдержать долгие операции с доктором Кастером. Жаль, что существенно улучшить наше положение не удалось: все замковые специалисты были слишком слабы, но и одного дополнительно спасенного солдата в день было достаточно, чтобы я не жалела о своем поступке.

Мне каким-то чудом удавалось выделить время на посещение палаточных лагерей, которые с моего разрешения разбили в парке замка Вейн, а также на прием как простых просителей, так и мэров городов и аристократов герцогства – им не оставалось ничего другого, как обращаться ко мне. Я была очень занята. И не должны были у меня оставаться силы на эмоции из-за отсутствия Люка. Не должны были – но как же я злилась! Злость моя была иррациональной и очень детской, я прекрасно это понимала, но ничего не могла с собой поделать.

Подарок на его день рождения пылился в гараже – новенький, очень пижонистый и блестящий двухместный листолет со щитом, ускорением, ночным визором, автопилотом и системой ориентирования. Люк выполнил мою просьбу, а мне захотелось порадовать его, хотя в нынешнее время этот подарок казался неуместным. Но ведь война не могла длиться вечно.

В Виндерсе, столице герцогства, был салон спортивных моделей, дорогих, но бесполезных как для перевозки раненых, так и для боевых действий. Оказалось достаточно одного звонка моей горничной, чтобы мне прислали несколько моделей на выбор. Ключи я положила на подушку кровати мужа, прокравшись в его покои, как будто не имела на это права, – и долго еще бродила там, вдыхая застарелый запах табака и разглядывая знакомую ванну, огромную спальню, бар с темными бутылками и тяжелую пепельницу на столе.

Через три дня я забрала ключи и чуть не вышвырнула их в окно. Люк не отвечал на мои звонки, и я разрывалась между страхом, что с ним что-то случилось, и ощущением, что он просто забыл про меня. Допрошенный Майки Доулсон сообщил, что его светлость будет отсутствовать несколько дней, но где он сейчас – неизвестно.

В любом случае понимание, что секретарь знает о моем муже больше, чем я, добавляло кислоты в тот коктейль эмоций, что плескался внутри меня.

На четвертый день я после короткого сна между операциями обнаружила несколько пропущенных звонков от Люка и бросилась перезванивать. Но он опять был недоступен. Еще спустя некоторое время на телефоне оказались пропущенные звонки и краткое сообщение: «Я улетаю в Пески. Очень занят». Не сказать, что это вернуло мне душевное равновесие, но я ответила «У нас все в порядке», вернула ключи ему на подушку, выдохнула и приказала себе успокоиться. В конце концов, мне было чем заняться.

Токсикоз набирал силу, на удивление отступая во время операций – то ли оттого, что я была сосредоточена, то ли от запаха анестетика, который казался мне прекраснейшим на свете. Но и он переставал спасать. У меня начались дикая тошнота, головные боли и обмороки, и обеспокоенная леди Шарлотта попыталась отговорить меня от работы в госпитале – но как я могла не делать даже той малости, на которую была способна? Закончилось все тем, что я пообещала держать при себе двух гвардейцев, которые подхватят меня, если я вдруг свалюсь во время процедур, посещать виталиста почаще и бывать на свежем воздухе.

Свежего воздуха было хоть завались – я спала с открытыми окнами, но и это не спасало от утренней изматывающей дурноты, усугубляемой вкалыванием игл. Их оставалось немного, около двадцати штук, но ощущения теперь были такими невыносимыми, что я орала и плакала, уткнувшись лицом в подушку и сжимая ее зубами.

Вот и сейчас я приглушенно мычала в горячую ткань, чувствуя, как мокро лицу и как трясет меня от отголосков боли. Самое страшное на сегодня я уже пережила. Я очень боялась, что это повредит ребенку, и каждый день малодушно оттягивала процесс, пересчитывая иголки с упорством маньяка и говоря себе: «Через минуту их будет на одну меньше» и «Зато Поля жива».

Раздались шаги – я с усилием перевернулась на спину и увидела тревожно взирающую на меня леди Лотту.

– Марина, – она присела на кровать и подняла меня к себе, – девочка… что с тобой происходит?

Объятья ее были теплыми и крепкими. Я прижималась лицом к ее плечу, восстанавливая дыхание. «Ничего», – нужно было сказать мне. Леди Лотта тоже была вымотана, и стыдно казалось нагружать ее своей болью. Но сил у меня не осталось – слезы текли и текли, пока не переросли в рыдания. Я плакала и жаловалась чудесной, доброй леди Шарлотте – уж не знаю, могла ли она что-то разобрать сквозь мои судорожные всхлипывания. Говорила и про иглы, и про выматывающую тошноту, и про то, как я чертовски устала и как обижена на Люка – потому что его нет и потому что ему я должна сейчас плакать в плечо, а не его матери.

Говорила и говорила, пока не затихла, ощущая себя совершенно измотанной, не отлепилась от ее плеча и не рухнула в постель, на бок.

– Останься в кровати, я прикажу подать тебе завтрак сюда, – предложила свекровь, взяв меня за руку. Она не стала комментировать мои словоизлияния, и я была безумно благодарна за это умение промолчать.

– Нет, – сипло отозвалась я, – я сейчас приведу себя в порядок и пойду вниз. Всем нелегко. А буду себя жалеть – еще больше расклеюсь. И так стыдно перед вами.

– Нечего стыдиться, – строго сказала леди Шарлотта. – Я, когда была беременна Люком, рыдала дни напролет. Женщинам иногда необходимо хорошо поплакать. Легче же?

Я прислушалась к себе.

– Легче.

– А сейчас станет еще лучше. Я поднялась сказать, что к нам пришел второй хирург, Марина. Он ждет тебя в гостиной.

Я подскочила, забыв о всех горестях, заметалась по спальне – то к зеркалу, посмотреть объем катастрофы с лицом, то к гардеробу, – но не успела достать платье, как меня настиг испугавшийся слез токсикоз, и пришлось мчаться в ванну.