Читать книгу "Генерал-адмирал. Взлет - Роман Злотников"

Спать я лег поздно, так до конца и не разложив всё по полочкам. Нет, даже если я помру прямо сейчас, в этой постели, будущее России уже изменилось к лучшему. Намного или не очень — пока не понятно, но изменилось точно. А вот достаточно ли этих изменений, чтобы отвратить от моей страны тот сонм бед, который должен обрушиться на нее в наступившем веке? Ой не знаю…

Глава 3

— И сим объявляю, что все выкупные платежи[5]за землю полностью отменяются! Также аннулируются и все недоимки, накопленные к моменту опубликования моего указа…

Я стоял в первом ряду, в придворном мундире и с благолепной миной слушал племянника, который только что закончил чтение своего указа. Выкупные платежи были наконец отменены. И что самое интересное, я этому не воспротивился. Да еще и помог! А все из-за Миклашевского и Овсинского. (Тот еще дуэт получился, похлеще Тимирязева с Боткиным, которые уже давно спелись и выступали передо мной единым фронтом…) И вот эти господа умудрились сделать на моих землях — никогда не поверите — колхоз!

Все началось с сорока тысяч десятин в Тамбовской области. Я сразу решил дать Миклашевскому и Овсинскому большую площадку для экспериментов. Пусть пробуют. Голода вследствие неудачных экспериментов я не боялся — урожайность в моей «вотчине» изначально была достаточно высока, а благодаря сразу же взятому курсу на жесткое, «через коленку», внедрение самой передовой агрономии в старых, устоявшихся хозяйствах-подворьях даже и слегка выросла. В результате, вкупе с тем, что площади распаханной земли постоянно продолжали расти, мои элеваторы, строительство которых у меня пусть и заметно, на порядки, снизило темпы, но никогда не останавливалось, наполнялись весьма быстро. Потому что и прирост пашни у меня был значительный, поскольку и старые подворья росли по площади, да и новых закладывалось тысяч по десять-двенадцать каждый год. Хотя уже не за счет новых переселенцев. Ну да здесь уже народу хватало. За пятнадцать лет, пока действовала переселенческая программа, сюда, в Северный Казахстан, успели переселиться около шести миллионов человек. Так что общая численность населения в моей «вотчине», то есть на землях севернее линии Свинцовая гора (в моем времени Джезказган) — Барнаул, с учетом местных жителей и народившихся уже здесь детей, сейчас составляла около одиннадцати миллионов человек, из которых приблизительно девять с половиной миллионов были русскими. (И поверьте мне, это было очень хорошее число. Во всем Казахстане покинутого мною времени насчитывалось всего миллионов шестнадцать!) А из этих девяти с половиной миллионов минимум восемь, а то и восемь с четвертью были крестьянами, которые с бо-ольшим энтузиазмом поддерживали устремления Всероссийского православного попечительского совета в области демографии. Делом, естественно. Средняя семья владельца подворья состояла из десяти — одиннадцати человек, как минимум семь из которых были детьми до пятнадцати лет. Доля же населения старше шестидесяти составляла не больше жалких трех процентов. И причиной тому была отнюдь не высокая смертность. Просто сюда, на новые земли, в никуда, в пустоту, устремились относительно молодые люди. Мало кому из переселенцев было за сорок, а основной массе — вообще меньше тридцати. И они еще не успели состариться. Но вот прибывшие с ними дети уже подросли и вошли в силу. Многие старшие сыновья, которые по всем традициям должны были унаследовать отцовское подворье, продолжали жить с отцами, даже будучи оженены, поэтому-то старые подворья и расширялись, постепенно прикупая земельку окрест. Больше рабочих рук на них стало! Недаром я в свое время приказал так нарезать подворья, чтобы между соседними было расстояние более километра. Причем в большинстве случаев оно было не меньше двух. То есть вокруг каждого подворья имелось еще от двухсот до тысячи десятин свободной земли. Развивайся — не хочу! Конечно, не все эти земли были пригодны для пашни, но насколько я помнил с тех времен, когда мы с солдатами ездили помогать колхозникам убирать их урожай (вернее, колхозники помогали нам убирать свой урожай), это было даже больше, чем площадь среднего колхоза в центральных областях России. Так что еще лет тридцать — сорок подворьям будет куда расти, а вот дальше пойдет жесткая конкуренция за землю. И дай бог. Конкуренция — это всегда хорошо…

Короче, резервные запасы зерна у меня были достаточно велики даже для того, чтобы кормить от пуза все население тех поместий, которые вследствие деятельности компании Болло оказались под моей рукой, даже если в них не будет собрано ни зернышка. Чего я делать, конечно, совершенно не собирался. Человек должен иметь возможность зарабатывать свой хлеб. Дать ему возможность получать хлеб бесплатно — значит убить в нем все человеческое.

Но как бы там ни было, поддержать крестьян, моей безжалостной рукой отданных «в мыши» двум экспериментаторам, в случае если у них все пойдет не так, как они планировали, и случится неурожай, я был способен. Поэтому я предоставил Овсинскому с Миклашевским свободу действий. Однако предупредил, что принимать в качестве результата их трудов «сохраненную высокую духовность русского крестьянина» или там «самую передовую в мире технологию земледелия» не намерен. Не нужно мне производства в духе сатиры Жванецкого, когда предприятие не производит продукции, зато их оркестр в конкурсе художественной самодеятельности уже третий год занимает первое место, а само предприятие не раз награждалось вымпелами за образцовое содержание территории и последние два года удерживает переходящее красное знамя за ударный труд по уборке улиц во время коммунистического субботника. Дело крестьянина — растить хлеб. Сумеете сделать так, что в перестроенной по вашим планам и предложениям общине этого хлеба станет больше и он будет дешевле, — отлично, можете множить духовность как хотите — хоть организацией оркестра берестяных рожков и ансамбля ложечников. Нет — свободны.

И они таки это сделали. Конечно, не одни — пришлось сформировать вокруг Миклашевского полноценную управленческую тройку и усилить Овсинского десятком молодых выпускников землеведческого факультета (да-да, такое вот название) Магнитогорского университета, но уже на второй год воплощения программы себестоимость пуда зерна на отданных в управление экспериментаторам землях по сравнению с прошлыми годами снизилась почти на двадцать процентов. А урожайность, несмотря на погодные проблемы, ничуть не упала. В то время как в соседних уездах, а также в других хозяйствах тех уездов, где располагались мои земли, она снизилась минимум на треть, а то и наполовину. Ну, год был такой, не очень добрый…

Конечно, срок эксперимента был еще маловат, чтобы делать однозначные выводы, но распространить его шире, на разные регионы страны, отличающиеся климатом, почвой, региональной экономической моделью и так далее, уже было можно. Так что я приказал Миклашевскому и Овсинскому готовить людей для организации еще нескольких подобных хозяйств и подсчитать, что для этого нужно. Ну и сообщить мне, что мешает. Вот тогда-то Миклашевский и заявил мне, что очень мешают выкупные платежи, «о необходимости отмены которых русская прогрессивная общественность твердит уже десятки лет».