Читать книгу "Миллионеры шоу-бизнеса - Лена Ленина"

Спрашиваю, кого из артистов российской эстрады он любит слушать, а на кого, наоборот, у него аллергия, даже если тот бывает в его эфире.

– Как Штирлиц говорил: «Чем честнее я отвечу, тем меньше вы мне поверите». Я честно Вам отвечаю, что считаю своим, и вообще, огромным достоинством любого человека, который работает на радио, – отсутствие музыкальных пристрастий. У меня нет никакой домашней фонотеки, ни одного диска.

Ну, вот, доинтервьюировались, руководитель одного из крупнейших радио в стране не любит музыку!

– Я ее обожаю. Как фон. Мне все равно, какая музыка, лишь бы там была мелодия, драйв, то есть какая-то энергетика, но совершенно не важно, на каком она языке и кто ее исполняет. Если взять какие-то вкусы, то дискотека 80-х, которую мы делаем, это и есть мое музыкальное пристрастие, моя самая любимая группа – это группа «Goombay Dance Band», которую мы привезли сюда. Это малоизвестные последователи «Boney M» с мощным вокалом, правда, я всегда считал, что он женский, а оказалось, что мужской. Это маленький, китайского вида человечек (теперь уже 70-летний дед) с невероятным голосом. Самая известная их песня – «Маракеш», а самая моя любимая – «Seven tears». Вот это мне нравится, потому что это мелодично, там есть драйв, а кто, что поет – не важно. Это может быть и Трофим, мелодично и проникновенно, это может быть и Валерия, совершенно другая, это может быть кто угодно.

Предлагаю покритиковать шоу-бизнес с позиции знатока.

– Мне не нравится почти полное отсутствие искренности в шоу-бизнесе. Это такой птичий язык, на котором люди общаются, когда называют друг друга друзьями, но я не знаю, понимают ли они при этом, что такое дружба. В шоу-бизнесе, и не только, принято говорить: «Вот мой друг такой-то», и в список этих друзей входят все люди, с которыми человек хоть раз встречался. Друзья – это значит, что мы хоть раз в год видимся на каких-то тусовках. Мне кажется, что это одно из проявлений пресловутой неискренности. Но она принята во всем мире и артистическим натурам особенно присуща. Сейчас я к этому привык и сам активно играю в эту игру, потому что это уже профессионально выработанная привычка. Но поначалу, когда я стал заниматься радио всерьез, меня это шокировало.

Мне хотелось знать все про «звездную болезнь»: заражаются ли ею продюсеры, композиторы и прочие деятели шоу-бизнеса, кроме артистов, и ярче ли она выражена у них, так как именно они делают звезд, а артист – это фигляр, марионетка.

– «Звездная болезнь» существует, – убежденно кивнул Александр Александрович, – это бесспорный медицинский факт. Если говорить о менеджерах, а не об артистах, то «звездная болезнь» принимает форму несколько другую: люди ударяются в некий пафос. Что мне еще не нравится в шоу-бизнесе, так это постоянное вранье. Например: «Все слушают, все знают, это хит, это всех рвет». Что, неправда? Это или никто не знает, или все точно не знают, да и не рвет вовсе. То же самое о радио: «Мы первые, мы крутые». Мы этим стараемся не злоупотреблять. Хотя я понимаю, откуда это идет. Это форма самопродвижения. Радиостанция – это товар, который надо хвалить, и если за это ничего не будет, почему бы этого не делать. Но мне это кажется не очень правильным. «Звездная болезнь» у артистов и публичных людей принимает иногда конкретные медицинские формы. Я не хочу никого называть. Капризы – один из симптомов пресловутой «звездной болезни». Мне непонятны всевозможные понты в одежде и в машинах.

Интересуюсь, насколько грязно к нему пристают будущие артистки и как он с этим борется или этому радуется.

– Честно, я с этим не сталкивался, – отнекивается Варин, поигрывая пластмассовой зажигалкой «Бик», на которой нарисована блондинка с пышной грудью в черном бикини с цепочкой на обнаженном животе и в туфлях на высоком каблуке, – не хочу этого и не появляюсь в тех местах, где возможно столкновение с этим. Когда я говорю о контактах с артистами, я имею в виду больших, состоявшихся артистов, с которыми у нас личный деловой контакт. Например, Алла Пугачева, с которой у нас совместный проект. Филипп Киркоров, частый гость у нас в студии, с которым мы совместно с «Мурзилками» записали песню. Николай Басков, с которым мы сняли клип у Гусева с «Мурзилками», нашим утренним шоу на «Авторадио».

Спрашиваю, случается ли, что крупные бизнесмены, которые встречаются с Вами на бизнес-тусовках и желают за деньги спродюсировать своего птенца или птичку, пристают к Вам с финансовыми предложениями и просят взять пять миллионов, чтобы сделать из девочки-мальчика звезду?

– Пять миллионов никто не предлагал, – улыбается Варин. – Предлагали сотни тысяч. За ротацию на одной радиостанции это не мало. Но они не понимают, что если песня достойная, то мы ее и так возьмем.

То есть сейчас этого уже нет. В какой-то момент все поняли, что рейтинг стоит дороже. То, что ты можешь получить от рекламодателя за счет хорошего продукта в плане музыки – это приносит гораздо больше денег, чем ты можешь получить от этих несчастных артистов и их продюсеров. Сейчас еще такое серьезное явление, как «Фабрика», изменила коренным образом шоу-бизнес. Хотя включишь какой-нибудь маргинальный телеканал, увидишь какой-нибудь клип и подумаешь, что еще живо это все. Но этого в десятки раз меньше, чем было когда-то, потому что «Фабрика» сделала входной билет на рынок шоу-бизнеса очень дорогим. Но когда включается первый канал со всей его мощностью, то, что было раньше: клипы на «Муз ТВ» и «МTV» – уже не проходит. Музыки российской, грубо говоря, нет. Все последнее пополнение российской эстрады прошло через ворота «Фабрик» и других подобных проектов. Профессиональная музыка в стране просто умерла. Единственное яркое из событий, которые произошли за последний год, – это певица «МакSим». Но все равно, нет ни одной дивы. Чем больше конкуренция, тем меньше вероятности, что она появится. У нас есть крепкая и достойная первая двадцатка, но, к сожалению, она настолько стабильная, что мы можем перечислить легко первые десять артистов в стране: Пугачева, Киркоров, Басков, Валерия, Ротару и т. д. То есть, всем понятно, кто входит в первую обойму. Ничто туда не проникает.

Народ жалуется, что нет новой крови, а молодежь, новые звезды, жалуются на засилье семьи...

– На мой взгляд, – спорит Варин, – здесь еще есть проблема жанра, в котором выступают новые исполнители. Например, когда в стране царствовало то, что сейчас называется «Лоходэнс»: «Руки вверх», «Вирус», «Демо» и т. д., когда радио «Динамит» «Российской медиа-группы» с такой музыкой вышло на первое место – появилось много имен, и все они успешно гастролировали, потому что был такой жанр. Это схлынуло. Жанр, через ворота которого сейчас на Западе многие входят, у нас не очень развит. У нас нет для этого почвы. Нет культурных традиций и нет негров, я бы так грубо сказал. Рока еще нет. Поэтому у нового артиста существует вопрос: через какие ворота он входит, кто он. Остается жанр традиционной эстрады, который закрыт очень высоким барьером, поставленный артистами первой двадцатки. Например, появляется Стас Пьеха из традиционной эстрады, или Юля Савичева, но это все через «Фабрику».

– На посошок, в лучших ленинских традициях, поговорим о планах на ближайшую пятилетку.