Читать книгу "Любовь до белого каления - Арина Ларина"

– Жбанов Антон, – отрапортовал парень. – Учусь в Кириной школе.

Судя по габаритам, он был даже не второгодником. Чтобы при такой комплекции и щетине все еще оставаться школьником, надо было сидеть в каждом классе года по три. Очень здорово. Ведеркина накаркала.

Всегда приятно найти виноватого, и особенно приятно, когда виноват кто-то другой, а не ты. Не уследила, не поняла… Глупости педагогические. Как она могла не уследить, когда дочь всегда все рассказывала. И как уследить, когда приползаешь с работы поздно вечером. Кто-то ведь должен зарабатывать деньги!

– И давно учитесь? – язвительно подколола Антона хозяйка. – Много ли осталось?

– Так все, заканчиваю уже, – простодушно улыбнулся мальчик. «Хотя какой он мальчик! Центнер мышц с глазами и кое-чем еще, о чем Карише знать еще рано. Ужасно было даже мысль допустить, что она уже давным-давно все знает. В тринадцать-то лет!»

– Поздравляю. – Татьяна начала заводиться. В конце концов – она в этом доме главная, а дочери до совершеннолетия еще жить и жить. Седьмой класс, какие мальчики. Тьфу, мужики. Мальчики-то – бог с ними, пусть будут. Цветы, кино, конфеты. Но не этот лось в шкафу! И вообще, раз он в шкафу, то что-то здесь нечисто.

– Пойду я, пожалуй, – смутился Антон. Скорее всего, он разглядел на лице подружкиной мамы нечто такое, что подсказало ему правильную линию поведения.

– Счастливо, – кивнула Татьяна.

– Я провожу. – Карина соскользнула со стула и проворно метнулась за бойфрендом.

– До двери, – жестко сказала Таня. – У меня к тебе дело.

Всем было ясно, какое у нее «дело». В коридоре шуршали, возились и шептались.

«Прощаются», – растерянно подумала Татьяна, не понимая, стоит ли вмешиваться. Дочь не простит. А что, если она сейчас тоже одевается, собираясь продемонстрировать юношеский максимализм и не подчиниться. Переходный возраст – самое время для таких экспериментов.

– Чего в темноте стоишь? – независимым тоном спросила дочь, промаршировав мимо по коридору в кухню. Напряжение отпустило: пока еще слушается.

– Кто это был? – Татьяна вошла следом за Кариной и демонстративно помахала руками, разгоняя остатки дыма.

– Мам, рано тебе еще для склероза. Антон Жбанов, он же сам сказал.

– Антон Жбанов – это не объяснение. Тут мог быть Ваня Иванов, Федя Пупкин и Махмуд Махмудов! Это ни о чем мне не говорит! Кто такой этот Жбанов и почему ты затолкала его в шкаф, как грязные колготки? Кстати, может быть, хотя бы необходимость прятать в шкафу мужиков поможет тебе научиться стирать белье, а не складировать его в углах.

Дочь надулась и понуро села у холодильника. Это место было самым удобным в их маленькой кухоньке. Повернувшись спиной в угол, можно было чувствовать себя защищенной. Именно из этой позиции Татьяна заводила тягостные воспитательные монологи и выясняла отношения. Сейчас любимое место оккупировала Карина.

– Не смей молчать, когда я спрашиваю. Я имею право знать, что у нас делают твои друзья!

– А что? Я не имею права привести друзей?

– Имеешь. Но если нет никакого криминала, зачем ты его в шкаф запихнула?

– Может, мы в прятки играли. И вообще, в этом ты вся – сразу начинаешь думать про меня гадости!

– Если ты немедленно не скажешь мне, кто такой этот Жбанов, я завтра пойду выяснять подробности в школу! – взвизгнула Татьяна. Ей было противно и стыдно, а еще раздражало бессилие, словно она была крохотной мышкой, пытающейся в одиночку прорыть туннель под Ла-Маншем.

– Он из одиннадцатого «Б», – вздохнула дочь и снова с видом оскорбленной принцессы задрала подбородок.

– Второгодник?

– Почему? – Видимо, все, что касалось драгоценного Жбанова, было ей близко. Мамино предположение Карину явно обидело. Уже хорошо. – Не отличник, конечно, но и не двоечник!

– Из одиннадцатого? А почему он такой… такой… – Татьяна замялась, подбирая нужное слово. В голову лезла всякая дрянь: брутальный, волосатый, сексуальный… – Почему он такой крупный?

Карина пожала плечами. Действительно, откуда ей знать – почему?

– У вас с ним что-то было? – отважилась наконец одуревшая от событий мать на самый главный вопрос.

– Не было у нас ничего! – Карина так горестно это выпалила, что сразу стало ясно: ничего на самом деле не было, но она об этом страшно сожалеет.

– Ах, какое горе, – лицемерно посочувствовала мать. – А что ж так? Я помешала?

– Если бы! Он не хочет, видишь ли! А почему? Чем я хуже Лизки? Или Катьки? Почему с ними он хочет, а со мной нет?

– Я смотрю, твой друг – ходок! – хмыкнула Татьяна.

– В каком смысле?

– В смысле – общительный! Через край.

– Ну и что? Зато по нему все в школе сохнут, а он со мной!

– Так уж и все, – пробормотала Таня, вспомнив суровую, бульдогообразную физиономию классного руководителя дочери Ады Ивановны. Она точно ни по какому Жбанову сохнуть не могла.

Глава 10

– Татьяна Борисовна, день добренький! – расплылась в улыбке Зинаида Семеновна. Раньше она отродясь не называла Татьяну по отчеству, она и отчества-то не знала. Скорее всего, сейчас главбух подсмотрела его в личном деле. Коллеги ассоциировались у Татьяны с призраками, фантомами: с одной стороны – живые, ходят по коридорам, толкутся в курилке и даже ругаются из-за открытой форточки, а с другой – их уже нет. Или почти нет. Как только она сможет найти замену по выданному списку, их больше здесь не будет. Это было невыносимо: ее любили, стиснув зубы, улыбались, задаривая, как ядовитую змею, и до истерики боялись. Никто не знал, кого именно уволят, и все боялись. А Татьяна изнывала под гнетом доверенной ей информации и мирилась с отведенной ролью только из-за Семена.

– Ты преувеличиваешь, – убежденно рявкнула Ведеркина, которой Таня позвонила из приемной. В связи с отсутствием Юлечки, которую выгнали, даже не дожидаясь замены, в приемной теперь обитала Татьяна. Это было одновременно и понижением в должности, и знаком высочайшего доверия. Теперь Семен мог садиться на ее стол, таинственно улыбаясь и иногда делая какие-то намеки. Таня никак не могла их разгадать и от этого волновалась, краснела и смущалась.

Она бросила все дела и набирала персонал. Разумеется, собеседовать ей доверили только секретарей, остальных она только фильтровала, решая, кого можно допустить до шефов, а кого – нет.

– Наташка, я с ума сойду. Они меня ненавидят, как будто я палач, решающий, кого казнить, а кого – помиловать.

– Это синдром тряпки, случайно брошенной на трон. Нет бы воспользоваться, так она по пыли скучает. У тебя в мозгу пробка. Или прыщ. В любом случае там есть какой-то непорядок, – раздражалась Ведеркина. – Поставь всех на место! Вспомни, как тебя шпыняли, насладись победой.