Читать книгу "Дом, где исполняются мечты - Татьяна Алюшина"

Вся его сыновья любовь безраздельно и навсегда была отдана Питеру с его проспектами, островами, каналами, запахами, вечной промозглостью. С неповторимой харизмой, присущей только ему, так совпадавшей с вечным поиском русской интеллигенцией туманного, неясного смысла жизни, истины, обязательно с легкой тоской от невозможности их познания.

Он был в Венеции и Амстердаме, на сходство с коими Питера так часто указывали, и в различных маленьких городишках Голландии и Северной Европы, но ни в одном из них не находил той особой, неповторимой атмосферы своего родного города.

Нечто неуловимое, размытое, не объяснимое никакой логикой, но навсегда привязывающее к себе единожды вдохнувшего и прочувствовавшего эту мистическую, призрачную сущность.

А Москва, с ее хитрым купеческо-боярским прищуром, торгово-разбитной удалью, подражанием инородности, перекатыванием жирных денежек и азартом завоевания, словно бодрила, поторапливала — давай, давай, не тормози, смотри, дела какие вокруг творятся, шумихи карнавальные происходят! Это здорово, залихватски, с румянцем от морозца и собственной бесшабашности, с удалью покорителей столицы. Москва и заражает, и завораживает, и иногда чуть приоткрывается, поверяя свои непростые тайны.

Тоже магия, но иная. Стрельцову нравилось, он словно чувствовал ее ритм, настраиваясь своей пульсацией крови. Он всегда с удовольствием сюда приезжал, как человек приезжает к добрым друзьям в гости, но уже через несколько дней рвется, стремится назад, в теплое нутро родного дома.

Здесь жил отец.

Мама умерла чуть больше десяти лет назад. Во сне. Заснула и не проснулась.

В пятьдесят три года. Она ничем не болела и на сердце не жаловалась. Пришла с работы, приготовила ужин, они с отцом поели, какой-то фильмец посмотрели, она сказала, что чувствует себя уставшей. Отец уговорил ее лечь отдыхать, помыл посуду, почитал еще перед сном, лег с ней рядом в кровать, она спала, спокойно дышала и чему-то улыбалась во сне.

Так и умерла с улыбкой.

Для тридцатилетнего Игната это было ударом! Подлым, исподтишка!

Он никак не мог осознать, принять разумом, что его здоровая, молодая, красивая, энергичная, всегда улыбающаяся мама умерла!

Да как же это?! Так не бывает! Как у молодой, ничем не болевшей женщины может остановиться сердце?!

И с этим протестом, непониманием, болью и голостью сиротской, вокзальной, с обнаженным тылом ему приходилось справляться одному.

Отец словно умер вместе с ней! Игнат-то и в себя пришел, когда увидел и осознал, что отец погрузился полностью в безысходное горе. Постарел сразу, поседел, работать не мог. Это мужик-то в пятьдесят пять лет! И Игнат выволок себя из обвинений жизни и непониманий-протестов и отца из его безысходности и тайного желания уйти следом за женой.

Стрельцов взял отпуск и повез отца в Европу. Они очень сблизились тогда, гораздо глубже и сильней, чем за всю жизнь. Гуляли, разговаривали, вспоминали маму, детство Игната, их счастливое семейство. И о работе Стрельцова говорили, о его вечном отсутствии в семье — много о чем.

И отец понемногу начал выкарабкиваться из своего глухого отчаяния. Уже в конце поездки они посетили один высокогорный храм. Отец о чем-то говорил со священником, постоял у лика святой, про которую утверждали, что она исцеляет, и словно просветлел, отпустил горе.

Вернулись домой в обыденные дела-заботы, работу и каждодневность, Стрельцов старался как можно чаще видеться и проводить время с отцом, но получалось это редко. При его работе он и дома-то бывал в лучшем случае месяца два в году. Поэтому таким неожиданным стало для него отцовское решение, года через полтора после смерти мамы.

— Я, Игнат, в Москву переезжаю, — сообщил отец, как ударил.

— Как в Москву? — потрясенный новостью, спросил Игнат.

— Погоди, прежде чем отговаривать, послушай, — принялся разъяснять свое решение отец. — Мне предложили должность в министерстве, я согласился. Мне трудно в Питере, здесь все напоминает об Анечке, каждая улица, переулок, дом, каналы — все! К тому же, если ты не забыл, я коренной москвич и сюда перебрался, когда женился на твоей маме. Должность мне предлагают хорошую, ответственную, квартиру свою я поменяю на московскую, у меня в столице друзей много, ты же знаешь.

— А как же мы здесь без тебя? — привел нелепый аргумент Игнат.

— Да как и раньше, будем друг к другу в гости ездить, вы ко мне, я к вам, чай, не на Колыму уезжаю.

— Это точно, — кивнул Игнат и предпринял следующую попытку отговорить: — Как же ты там один жить будешь? А если что случится? Или заболеешь? И бытовуха неустроенная?

— Да ну, сын, что со мной случится? — похлопал его по руке успокаивающе отец. — Я здоровый мужик, на мне пахать можно! Обустроюсь, найму домработницу, да и не так уж я от вас далеко, мы вон в одном городе живем, а видимся раз в месяц с невесткой и внучкой, а с тобой так вообще раз в полгода, когда ты дома бываешь.

Он все уже решил, и Игнат не стал его отговаривать. Отпустил.

И отцу на самом деле в Москве стало как-то полегче. Он взбодрился, помолодел, просветлел лицом и духом. Наверняка были у него и романы с женщинами, но про это Игнат мог лишь догадываться — сам не спрашивал, а отец не рассказывал. В их приезды с Мариной и Машкой в Москву следов присутствия женщин в жизни отца не наблюдалось. Неизвестно, чем он руководствовался: то ли Игната травмировать не хотел, то ли были иные причины, но факт наличествует — не демонстрировал Дмитрий Николаевич сыну и его семье свою личную жизнь.

Именно поэтому известие о женитьбе Стрельцова-старшего оказалось гейзером, взорвавшимся в спокойном водоеме с кувшинками.

Как это женится?!

Зачем? Восемь лет жил вдовцом-гусаром, никаких матримониальностей не допускал, а тут — получите! Может, и хорошо, что известие об отцовской свадьбе вместе с приглашением застало Стрельцова в Германии, а то бы рванул, мог, не разобравшись, и наговорить лишнего, кто знает.

Он подумал-подумал, а чего, собственно, негодовать? С какого переполоху? Счастлив отец, да и слава богу! Радоваться надо, что не одиноким стариком жить будет, а молодоженом! Игнат и порадовался.

Марина, правда, причитать по телефону принялась, возмущаясь:

— Игнат, он совсем с ума сошел! Квартира в Москве Машке отписана, а сейчас эта его неизвестно что за баба ее себе оттяпает!

— Послушай меня внимательно! — жестко остановил Марину Игнат. — Если ты попробуешь хотя бы намекнуть отцу на это, я тебе такую жизнь устрою! Со своей квартирой он может делать все, что ему заблагорассудится! Отец молодой и здоровый мужик, и то, что он семьей обзавелся, замечательно! И тебя ни в коей мере не касается, что и как он делает!

Она бросила трубку, но неприкрытой угрозе Стрельцова вняла и домыслы свои при себе держала, даже Машку на свадьбу к деду отпустила.

Через месяц Стрельцов прилетел в Москву по делам и задержался на пару дней, с отцом встретиться и с его женой познакомиться.