Читать книгу "Время расставания - Тереза Ревэй"

— Вам нечего бояться, — прошептал он.

Соня подняла на него огромные темные глаза. На этот раз ее взгляд заставил Максанса задохнуться. Смесь иронии, грусти, беспокойства и бесконечной решимости. Впервые со столь же сильным и волевым характером репортер столкнулся, познакомившись с молодой венгеркой, в которую без памяти влюбился. Даже толком не зная Соню, он мог с уверенностью сказать, что их характеры похожи, только Эржи была более страстной, более яростной. Эржи не ведала сомнений и страха, она была убеждена, что их дело восторжествует, и потому ее внезапная гибель казалась Максансу чем-то неправильным.

С тех пор француз не мог полюбить по-настоящему ни одну женщину и потому в качестве подружек выбирал себе легкомысленных и пустоголовых парижанок, которых интересовали лишь Hi-Fi и сапоги от Курреж[82]. Слушая порой их визгливые, жеманные голоса, Максанс думал о том, что его душа выгорела, как земля во время засухи.

Ему потребовались месяцы, чтобы найти в себе силы покинуть Париж. Но однажды, не предупредив заранее, к нему тихонько вернулись былая любознательность и жажда нового, и его опять повлекло на край света в поисках неизвестных людей, которых он мог бы назвать своими братьями.

Максанс порывисто положил ладонь на Сонины руки. Они оказались совсем холодными. Очень медленно мужчина разогнул ее озябшие пальцы и принялся тереть их между своими ладонями. Юная немка, не ожидавшая этого, смутилась, но все же позволила этому почти незнакомому мужчине согреть ей руки.

Камилла в задумчивости сидела на ступенях, ведущих на подиум. Дефиле должно было вот-вот начаться. В отеле «Астория» между огромным холлом и рестораном, который оккупировали служащие Дома Фонтеруа, превратив его в улей, была установлена маленькая приставная лестница. Умело расставленные ширмы из сурового полотна отделяли длинный освещенный помост от шумной комнаты, где суетились примерщицы.

Манекенщицы с полупрозрачной кожей и бледными губами заканчивали подкрашивать веки, чтобы усилить акцент на глазах с накладными ресницами из ворса куницы. Парикмахер носился от одной девушки к другой, обрызгивал их волосы лаком, выверял положение каждого локона. Рене Кардо бушевал, потому что кто-то повесил не на ту вешалку куртку из стриженой норки с соболиным воротником.

— Я попросил бы вас слушать только меня, дамы! — крикнул он, покраснев от возмущения, и воздел руки к небу. — Мадам Ивонна, куда вы опять подевались?

Модельер поискал взглядом заведующую ателье, а та, стоя на коленях, пыталась застегнуть замшевые сапоги на ногах истеричной блондинки, которая жаловалась, что это не ее размер обуви.

— Кто стащил мое трико? — взвизгнула другая девушка, широко распахивая и без того огромные глаза.

За ширмами, украшенными знаменитой стилизованной красной буквой «F», раздавались голоса уже собравшихся гостей. Камилла вертела в руках талисман Лейпцигской ярмарки — странного маленького голубого человечка из дерева, который курил трубку, а в другой руке держал сумку. Его круглая физиономия, увенчанная шляпой с двумя буквами «М», лучилась весельем.

— Ты принесешь нам удачу, договорились? — прошептала мадемуазель Фонтеруа.

Рядом кто-то кашлянул. Чувствуя себя немного глупо, Камилла подняла голову. За ней, усмехаясь, наблюдал брат.

— Ну что, теперь мы беседуем с неодушевленными предметами? — спросил Максанс, садясь рядом, и рассмеялся.

— По крайней мере, они никогда не говорят глупостей. Как прошло утро?

— Мы побывали у памятника Битвы народов[83]. Чудовищное сооружение. Напоминает огромную погребальную урну.

— Ты говоришь так, потому что ты шовинист и потому что сражение под Лейпцигом стало первым крупнейшим поражением Наполеона.

— Однако он до последнего верил в победу, даже в 1813 году, когда его армия отступала из России. Ты думаешь, менее двухсот тысяч французов против трехсот тысяч немцев, австрийцев, русских и шведов — это так легко? Гекатомба…[84] Вся Европа объединилась против нас…

— Лучше расскажи мне о Соне, — прервала Максанса сестра, зная его пристрастие к наполеоновским войнам, которое зародилось еще в детские годы. Брат мог часами рассуждать об этой войне. — Вы встретились, как и было предусмотрено?

— Да, впрочем, с тех пор мы и не расставались. Я даже привел ее с собой.

— Ты с ума сошел! Было же решено, что она присоединится к нам только в последнюю минуту.

— Но почему? — Максанс пожал плечами. — Если она познакомится с нами поближе уже сегодня, то завтра будет держаться естественнее. Кроме того, она хотела увидеть дефиле.

— Где она?

— Вон там, около двери.

Камилла проследила за его взглядом. Темноволосая худенькая высокая девушка со строгим пучком на затылке напоминала балерину. На ней были красный обтягивающий пуловер, черная юбка и тяжелые, грубые кожаные сапоги. Соня растерянно взирала на суматоху, царящую вокруг, и явно не понимала, куда она попала.

«Это дочь Петера! — подумала Камилла, удивляясь своему волнению. — Бог мой, как быстро летят годы! Отец Сони в ее возрасте уже погиб».

— Она очаровательна, — прошептала потрясенная Камилла.

— Ты тоже так считаешь?

Уловив мечтательность в голосе брата, мадемуазель Фонтеруа повернулась к Максансу. Он не отводил глаз от Сони.

— Сейчас же наденьте рыжую лису! — внезапно гаркнул Рене Кардо.

— Еще рано, месье, — запротестовала молодая манекенщица, надув губки. — Здесь можно задохнуться от жары.

— Если вам так жарко, любезная девица, то вы можете убираться вон, возможно, это несколько остудит вашу голову.

Манекенщица тут же надела манто, а Кардо отошел на несколько шагов, чтобы понять, действительно ли к этому наряду необходима шапка, как это было предусмотрено эскизом. Дефиле должно было начаться через две минуты. Волнение усиливалось. Столы ломились от косметики: розовые и персиковые румяна, голубоватые и перламутровые тени для век. Перчатки, сапоги и туфли были свалены у вешалок. Несмотря на то что это был показ верхней одежды, Камилла и Кардо уделяли внимание каждой мелочи. «Элегантность — это совокупность деталей», — заявил модельер. Для любого дефиле или фотосъемки он тщательно подбирал даже подкладку платьев.

Камилла поднялась и рискнула заглянуть в зал. Ужасные зеленые пластиковые стулья — только такие удалось найти в необходимом количестве — все были заняты. Каждой гостье у входа вручали пробник духов «Непокорная».