Читать книгу "Религия бешеных - Екатерина Рысь"

…За что ему это все? Зачем ему это все? Как можно столько тяжести грузить на одного? Он человек, он всего лишь человек…

Я почти бегом пересекла палату, едва поздоровавшись в пространство, во всем мире видя теперь только его лицо, — и одним движением быстро опустилась возле кровати. Немного не на колени. Я могла смотреть на него только снизу вверх, судорожно вцепившись в край матраса, почти умоляюще заглядывая в глаза…

Тетка сразу влезла: «Вот, стул возьмите…» — ломая звенящую тишину момента. Да отстань ты, я сама разберусь, как мне общаться со своим мужчиной. И если я хочу рухнуть рядом с ним — это только мое дело…

Человек в любой момент может отказаться от чего угодно. И даже знает об этом.

Но не хочет…

Почему меня нисколько не удивило, что Соловей привязан? Слишком знакомым мне способом кисти его рук были прикручены бинтами по бокам кровати, такой же узел красовался и на щиколотке правой ноги. Своими вдруг ставшими совершенно по-животному гибкими и цепкими пальцами Сол сразу быстро сжал мою руку, крепко, надо же, узнал…

Он смотрел на меня каким-то светлым, неожиданно живым для полумертвого взглядом, проговорил почти с улыбкой, констатируя с легким недоумением:

— Вот, а я здесь… Видишь, как получилось…

Я улыбнулась, разглядывая его: вижу. Все идет по плану. Ты опять вляпался по самые уши. Ты опять в своем репертуаре…

А я — в своем. Я завладела твоей рукой — и мне в этой жизни больше ничего не надо. Даже разговаривать. Только смотреть, смотреть на тебя. До бесконечности…

— Не отвязывайте его, — опять встряла тетка.

Я только рассеянно качнула головой, не сводя глаз с его высокого мертвенно-белого лба. Не-е, и не подумаю. Я его слишком хорошо знаю. Я не самоубийца. Добровольно я его не отвяжу. Раз уж кому-то удалось его стреножить…

Давайте я потуже затяну, что ли. А то у вас веревочки что-то хлипковаты. Ему их — на полчаса…

…Подождите, а простыни где? Халтурите, недооцениваете, таких, как он, надо приматывать к кровати простынями…

Но все равно. Это вам, ребята, сто очков в плюс, что вы так быстро догадались его привязать. Так он — неизмеримо милее…

Я бы еще засунула в рот кляп… Я знаю его гораздо дольше вас…

…Но что он тут уже успел натворить, что его так быстро раскусили?..

— Снимите с меня эти браслеты!

Так, понятно, начинается. Ребята-а, вы попали…

Э, да у них тут просто бенефис Соловья. Весь вечер на арене…

Он вдруг отчаянно заелозил, руки потянули узлы. Ну, в принципе все ясно. Почему меня это нисколько не удивляет? Сейчас он закричит: «Я ничего не…»

— Я ничего не буду подписывать! Вы не имеете права меня задерживать! Где мои вещи?! Отдайте мне вещи — и я отсюда сразу же уйду!.. Дайте курить!.. Куда мы едем? Поехали на Вернадского, в Бункер!..

«Прокурора в камеру! Прокурора!» Ох, как же крепко ему досталось по голове… Особенно удачно он придумал насчет «уйти». Он ведь даже боли не чувствует. И вообще не понимает, что происходит. Он не знает, где он и что с ним!..

Он, еще минуту назад спокойный, вдруг как будто вспомнил, что с ним творится какой-то произвол, — и мгновенно взбеленился. Он выкрикивал какие-то дикие ультиматумы и угрозы, безбожно «путался в показаниях», он все время куда-то ехал, нестерпимо яростное его лицо, казалось, каждой донельзя натянутой чертой звенело от напряжения.

Да-а, я знала, что он такой, но воочию увидеть это торжество испепеляющей ненависти?.. Вот она — чистейшая ярость, квинтэссенция Соловья, когда рассудок вышибло из него на скорости 100 километров в час. И с такой же скоростью ринулись наружу все раздирающие его бесы.

Да он порвет все ваши жалкие веревки, убежит на одной ноге — а потом порвет вас…

Если бы он видел себя сейчас, он бы мог себе только позавидовать. Плевать, что привязано его тело. Его измученная душа наконец-то освободилась от удушающих цепей рассудка. И понеслась вскачь. Он был сейчас абсолютен. Абсолютно свободен…

— Отвяжи меня! — Гневный взгляд на меня. — И ты меня отвяжи! — Поворот головы влево. Туда, где вообще никого нет у окна… Приплыли… Все. Минутное просветление, когда он узнал меня, — и, видимо, новой волной нахлынувший бред. Похоже, могильной плитой похоронивший под собой его сознание… Черт. Тишин не сказал, что все так плохо…

Тетка… Вот сука. Скучно ей было, что ли? Он же заводился с полоборота. Зачем она еще и подначивала его, начиная пререкаться с ним по поводу его галлюцинаций?

— Что, уйдешь? — допытывалась она с интересом.

— Да, уйду! — вскипал Соловей. — Ни минуты здесь не задержусь!

Он был не в силах вырваться из веревок — и петли бреда. Он был измучен вконец, ничего не осознавал, кроме творящейся с ним жуткой, необъяснимой несправедливости. Он был в полном отчаянье. Собственное бессилие окончательно сводило его с ума. Разговаривать с ним было бессмысленно. И даже опасно. Одной неосторожной фразы достаточно, чтобы вскипевшая ярость разнесла его сознание в клочья…

Я ощутила мстительный кайф, при нем начав понемногу говорить с теткой о нем же. Ему было с кем поговорить и без собеседников…

— Что это?

— Алкогольный делирий…

— Это как?

— Вот так… — Легкое движение подбородком в его сторону. Исчерпывающее объяснение…

— А он что, пытался…

— Пытался уйти…

Ох, беда… Самый его лютый враг — это он сам… Они ведь даже всем своим кагалом не смогут до конца защитить Соловья от… Соловья. Он все равно вывернется и найдет способ навредить себе еще больше…

Он обязательно попытается уйти. Да, на такой ноге. А он не знает, что она сломана…

— Ему кололи что-нибудь?

— Реланиум.

— Хорошо…

Но мало… Ваш первый прокол… Как специалист говорю: дело пахнет аминазином… Как можно до такой степени не разбираться в карательной медицине? Ему этот ваш реланиум — просто допинг для прилива невиданного ранее вдохновения. Еще добавки начнет просить… И на этой волне вдохновения он вам тут… нет, не стихи читать будет. От пожаров, разрушений больница застрахована? Ждите, скоро будут…

— А вы… постоянно с ним?.. Спасибо… — почти прошептала я. — Он сидел… — тихо, жалобно, но с трепетом преклонения рассказывала я тетке. Привязывайте как хотите, а уважать его вам придется… — И мне больше не с кем было о нем поговорить — и пожаловаться на судьбу… — И он из тюрьмы вот так же сумел прорваться на свободу… Совершенно лютый мужик… Я его всегда боялась…

Тетка взглянула на окончательно завравшегося Соловья — и вдруг негромко задала ему вопрос из реальности. Что было правильно. Надо же прощупать глубину задницы, заменившей ему голову…

— Сережа, это кто?