Читать книгу "Мировая история в легендах и мифах - Карина Кокрэлл"

Она надолго замолчала, испытующе глядя на него. И добавила:

— Удаленные острова, Сантанхел, возможно, станут единственной возможностью остаться в живых для тех, кому не станет места в новой христианской Кастилье. Единственной возможностью.

Она думала сейчас: если португальцы все-таки добрались до какой-то там земли за Океаном, значит, Океан все-таки можно пересечь — вопреки тому, что говорят ученые… И еще думала о том, какая это мерзкая несправедливость, что в двадцать девять лет женщина бесповоротно считается старухой, а мужчина в двадцать восемь лет — молодым.[283]

А вот ее еврею-escribano казалось в тот же самый момент, что все его внутренности сворачиваются в болезненный, тянущий клубок: только сейчас он полностью осознал, что имела в виду его королева.

— И еще… Пощечины вы не заслужили, верный мой Сантанхел. — Она подошла к нему и дотронулась до его руки. — За свою несдержанность я обещаю неприкосновенность вам и вашей семье. Что бы ни случилось в Кастилье. А теперь мне нужно отдохнуть. Вы свободны.

Она опять подошла к карте морей и континентов.

Аудиенция закончилась.

Сантанхел не смог сдержать кашель: камин дымил…

Исабель. Все выясняется

Король не спешил с ответом на послание картографа из квартала Альфама.

И вот однажды утром — это было в самом конце зимы — Христофор зашел в комнату брата, чтобы… Он тут же забыл (да и потом так никогда и не вспомнил), зачем вообще туда зашел: в постели Бартоломео спала женщина. Она сильно отличалась от обычных подружек брата: не очень уже молода, изысканна. Спала на животе в такой позе — словно ящерица карабкалась вверх по скале. Христофор знал, что должен уйти. Взять, повернуться и уйти. Немедленно.

Но не ушел. Красиво очерченная шерстяным одеялом фигура. Откинутая на сторону грива цвета хорошо промореной палубы, под ней — голые, маленькие, смуглые лопатки. Быстрый взгляд на дорогие платье и белье, брошенные на стул у очага, и Христофор догадался: это, должно быть, она, та самая «благодетельница», что «подарила» брату лавку. «Пожаловала собственной персоной!» Никогда раньше она не приходила к ним в дом. Ему нужно было сразу повернуться и уйти. Но не ушел, а стоял и смотрел, не в силах отвести глаз.

Женщина почувствовала чье-то присутсвие в комнате и открыла глаза. Приподняла голову. Он шагнул к двери, ее «Постой!» остановило его, словно дернули поводья. Женщина уже сидела на постели, придерживая у груди одеяло. И сказала (не спросила) без тени смущения или неловкости:

— Ты — тот самый Кристофоро, старший брат Бартоломео, навигатор.

Ее неубранная, блестящая, темная грива разметалась. Она насмешливо смотрела на него в упор зелеными, шкодливыми, кошачьими глазами. Он старался не подавать виду, но сам растаял от этого «Кристофоро»: женский голос уже очень давно не произносил его имя на родной, итальянский лад, а все — то «Кристовао», то «Кристббаль». Иногда, правда, так его зовет Амельда, подражая Бартоломео, но Амельда с ее мужским басом — не в счет.

— Я самый…

Зевнула, прикрыв рот рукой. Зябко поежилась и приказала:

— Растопи камин. Холодно.

— Я лучше выйду, а вы бы оделись. Нехорошо, если Бартоломео вернется, а ваша честь тут… в чем мать родила.

Она улыбнулась чуть насмешливо.

— Мне нужно поговорить с тобой. Твой брат вернется из Синтры[284] только к вечеру. Я услала его по делам…

«Приказывает, словно слуге!» — подумал он с неприязнью. Не потому ли, что считает: купила их с братом со всеми потрохами за свою паршивую лавку?! Хотя — чего там! Конечно, купила…

Несмотря на эти свои мысли, он довольно быстро растопил едва тлевший камин, как она приказала. Огонь сразу начал облизывать поленья большим, послушным языком. Христофор чувствовал, что она рассматривает его, и напряженно думал о словах, которые были бы уместны в такой ситуации. Но ничего так и не придумал.

— Я давно собиралась познакомиться с тобой, Кристофоро. Твой брат говорил с тобой обо мне? Ну, конечно! Интересно, что?

— Да, говорил.

— Что же?

— Что некая благородная дона дала ему деньги на лавку. И за это он теперь с ней спит.

Ничего подобного от Бартоломео он не слышал, это были его собственные догадки, но ему очень захотелось сразу поставить эту уверенную в себе даму на место. Она богата, но нашел-то он ее сегодня в убогой Альфаме, в провонявшем рыбой доме, в чужой постели, в чем мать родила. Так что пусть не слишком о себе воображает…

Она весело захохотала.

— И все? Он говорил тебе только это? О, о тебе он говорил мне гораздо больше! А ты сердит. Значит, тебе не нравится, что при моем… содействии твой брат выкарабкался из бедности?

Христофор ничего не ответил, шуруя в камине.

От огня поплыло приятное тепло, утренняя промозглая сырость отползала в углы.

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Нет, никогда не любопытствовал…

— Это пока не важно. Садись. — Она кивнула на край кровати, в ногах.

Он сел на край низкой деревянной кровати, вполоборота к ней, широко расставив ноги, стараясь держаться поуверенней. Поза вышла слишком нарочитой.

— Ну не чудо ли, что вам с Бартоломео удалось так случайно встретиться в Лиссабоне! — пропела женщина, по-прежнему подтягивая одеяло к подбородку. Тонкие пальцы. Большой перстень с зеленым камнем.

— Конечно, чудо.

Теперь он мог спокойно рассмотреть ее поближе. Вокруг глаз и рта хорошо видны морщинки, подбородок потерял четкость, хотя кожа нежная и скулы высокие. В том, как она обернула одеялом полную грудь, чувствовались женственность и несомненная искушенность в любви. Воображение услужливо «дорисовало» ему и остальные, едва скрытые тканью достоинства любовницы брата. Женщина поняла его взгляд, улыбнулась удовлетворенно.

— Бартоломео рассказывал, у тебя настоящий талант к срисовыванию карт и, раз увидев, запоминаешь ты их мгновенно.

— Один капитан начал учить меня штурманскому делу довольно рано.

— Ты и вправду хороший навигатор?

— Наверное. Сам ни одного корабля не потопил. Да и времени провел куда дольше в море, чем на суше.

— Ну не знаю, какой ты навигатор, а вот лавочник из тебя замечательный! Наконец-то продажа карт стала приносить доход. И все — благодаря тебе. Продавать книги по навигации — еще одна твоя прекрасная идея, которая мне и не приходила в голову.

Наметанным глазом он видел, что явно интересует любовницу брата.