Читать книгу "Белый фронт генерала Юденича. Биографии чинов Северо-Западной армии - Николай Рутыч"

Генералу Вандам, видимо, это не понравилось; он встал и сказал: «В таком случае, разговор наш окончен».

Весь этот разговор на меня сильно подействовал, и я ушел от него с такой же верой в наше будущее, с какой мы живем, еще слепо веря нашим союзникам.

При таком положении вещей смогу ли я выполнить свою миссию, возложенную на меня Вами, — не знаю.

После этого я говорил с генералом Родзянко, но он старался увильнуть от прямого ответа и в конце концов все же его мне не дал, ответив, что до прибытия пополнения времени еще много,'а потому еще будет время о нем поговорить.

3400 человек, прибывающие из Польши, следовательно, для отряда могут пропасть. Сегодня я посетил наших сравнительно легко раненых, — были до слез рады вниманию.

На фронте у нас за это время уже выбыло 24 человека; убиты: один офицер, один чиновник; умер от ран один стрелок, тяжело ранено два офицера и два стрелка: легко ранено 15 человек.

На участок второй дивизии была послана поддержка из двух рот под общей командой полковника Еремеева. Молодой генерал-майор Ярославцев отрешил его за медлительность, но я сильно запротестовал и окрысился. Не знаю, что из этого выйдет. Наших офицеров и вообще всех наших я в обиду давать не буду!!! Может быть себе голову сверну, но за них здесь постою.

1919 г., 12 сентября. 13 ч. 40 м. № 163. Д. Ложгалово Ваша Светлость!

Пользуюсь случаем, чтобы снова Вам написать о нашем существовании здесь.

Жалование мы здесь все же начали получать. Получили Родзянки, а о стокгольмских делах пока что говорят.

Обмундирования до сих пор еще нет и нет, говорят, что уже близко от нас. Слава Богу, получили немного нижнего белья, что все же большая помощь.

Отношение к нам со стороны корпуса сильно улучшилось, но присные гр. Палена все же больше дают во вторую дивизию, которая им родная, чем нам.

Получить бы обмундирование, тогда дело сильно улучшилось бы.

Сегодня был парад части 1-го полка по случаю их полкового праздника. Много было босых на параде и одеты, как шайка, а не как армия.

Я считаю, что наши солдаты это все люди, делающие подвиги, так, например, часовой, стоя на посту, плачет из-за того, что ему холодно, что он босой, но с поста все же не сходит. Двое заболели острым умопомешательством (офицер и солдат), т. к. стоим почти бессменно и жить приходится в шалашах.

1919 г., 7 сентября. 23 ч. 05 м. № 158. Д. Ложгалово.

Ваша Светлость, 5 сентября я получил Ваше письмо от 23 VIII и 27 VIII. Глубоко и искренно Вас благодарю! Ваши строки и память обо мне подбадривают меня, начинающего падать духом. — С Вашим отъездом все же «приятели» стараются многое у нас переделать. Старшие офицеры помогают отстаивать наше «Ливенское», но все же это очень трудно.

Из приказов Вы это ясно увидите. Мы пока что бойкотируем эти приказы.

26 декабря 1919 г. н. ст., Раддас (имение гр. Штакельберга).

Надеюсь, что многое Вам уже известно от наших, что делается здесь, а потому не буду писать много, но скажу одно только, что здесь тяжело и особенно тяжело потому, что меня все-таки сломили и «Ливенское» до конца сохранить мне так и не удалось, хоть я этим только и жил, чтобы «Ливенцы» были страшны большевикам и сильны, как воинская часть.

Отвечая на Ваши строки, мне очень тяжело и больно сказать Вам, что наше победоносное шествие к Петрограду, благодаря преступному бездействию некоторых, оказалось гибельным для армии, имевшей сравнительно малое число штыков, но колоссальное количество ртов. Тыл нас съел.

Ну да, до тех пор, пока я солдат С[еверо]-3[ападной] армии, я помолчу и не буду вдаваться в критику и в осуждение тех лиц, которым я не могу теперь верить и которых я не могу считать за добрых гениев для нашей исстрадавшейся России.

Да, ваша Светлость, «Ливенцы» шли, ни от кого не отставая, и в Красном Селе были в 5 час. утра с 15 на 16 октября, форсировав реку Лугу у Муравейно, где была наша позиция с 10 на 11 октября.

Красное Село (не Красная Горка) было взята нами с налета тогда, когда левее нас части эстонской армии подходили только к Красной Горке, а части нашей армии (2-я дивизия) отстали от нас и Гатчино взяли только на другой день.

Дальше мы были в Сергиево (станция) и в Горелове, а после пошли для нас тяжелые дни, а теперь тягчайшие. Есть документальные данные, что большевики боялись слова «Ли-венец». Ген. Раден, кап. Зелерт, павшие смертью храбрых, и многие-многие другие показали себя идейными борцами и истинными страдальцами за нашу Родину.

Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». Архив Л.Ф. Зурова. Папка 3-5.

К. Лейман. Рецензия на «Воспоминания» Родзянко

Будучи участником эпопеи Северо-Западной армии*, служа в штабе генерала Родзянко, близко зная лиц, его окружавших, зная многие факты и события, внимательно перечтя его воспоминания**, поневоле задаешься вопросом о странности освещения генералом Родзянко своих сподвижников и некоторых событий.

Описание взятия Красной Горки вряд ли вполне отвечает действительности. Виновны ли исключительно ингер-манландцы и они ли одни скрывали от штаба переход крепости. До официального донесения о переходе Красной Горки в штаб 1-го Стрелкового Корпуса, была получена отрывочная телефонограмма о бое Красной Горки с Кронштадтом, к чему заведующий оперативной частью штаба ротмистр Щуровс-кий отнесся как к провокации.

В тот же день вечером вернулся из отпуска мой солдат (уроженец близкого к Красной Горке района) и доложил мне о бое и переходе крепости. Я не замедлил доложить заведую

капитан 97-го пехотного фельдмаршала гр. Шереметева Лифляндского полка. Участник Первой мировой войны. В Гражданскую войну — в рядах Северо-Западной армии. С 1920 г. проживал в своем имении в Латвии. В 1939 г. эвакуировался в Германию. С 1951 г. — в США.

щему оперативным отделением, на что последний заметил мне, что за распространение ложно-провокационных слухов (в чем провокация?) могу быть арестован.

Т.к. слухи и сведения о Красной Горке усиливались, то решено было послать офицера, т.к. связь штаба и фронта была прервана. Высланный пор. Росевич почему-то вернулся с полдороги, ничего не выяснив. Причины его возврата были покрыты непроницаемой тайной, известны только шт.-ротмистру Щуровскому.

По рассказам капитана Н.Н. Неклюдова, перешедшего с Красной Горкой, и некоторых других, переход крепости и прием ее гарнизона генералом Родзянко не были таковы, как их описывает генерал.

Мне лично кажется несколько странным такое, вскользь, упоминание о переходе целой конной красной части. Перешел конный полк (300 шашек) с конной полубатареей и пулеметной командой. Не могу умолчать о безобразном отношении к командному составу этого полка, бывшему инициатором этого перехода.

Командира полка, прапорщика Антонова, прикомандировали к штабу 1-го стр. корпуса. Начальник штаба, пор. Видякин, принудил Антонова отдать ему собственное строевое кавалерийское седло, а «сотник» Аксаков сделал прапорщика своим конюхом. Другой прапорщик (фамилию не помню) долгое время был без дела, не получал никакого содержания и в конце концов его пристроили к интендантству.