Читать книгу "Сделано в Швеции - Стефан Тунберг"

Он разрезал скотч, несколько раз обернутый вокруг коробки, открыл крышку и вышел из кабинета. В пустынный коридор, на кухню, к остаткам глинтвейна и имбирному печенью в корзинке.

Вернулся в кабинет.

Озабоченно прошелся несколько раз вокруг открытой коробки.

Семья. Точка.

Он словно воочию увидел Сэма между двумя охранниками, выходящего из комнаты для свиданий в тюрьме, расположенной в двухстах с лишним километрах отсюда, увидел, как Сэм обернулся к нему и прошептал: Я больше не желаю тебя видеть.

Решение Джон Бронкс принял еще тогда. Подошел к коробке, ждущей, чтобы ее открыли. Толстая пачка документов под пустыми папками и старыми календарями, которые он зачем-то положил сверху. Еще одно расследование. Восемнадцать лет назад оно стало основой другого судебного процесса и пожизненного приговора.

Санне он уже позвонил, и оказалось, у нее двое детей. Где теперь живет мать, он даже и не знал. Звонить Сэму бесполезно, ведь речь идет о нем.

Он вытащил хрупкую верхнюю страницу.

ОКРУГ: Стокгольм

ОТДЕЛ: Насильственные преступления

ПРЕСТУПЛЕНИЕ: Убийство

Все долгие годы, от подростка до вполне зрелого мужчины, он ни разу не прикасался к этому делу.

Первые страницы такие же, как в любом предварительном расследовании, над которым ему доводилось работать. Первичный отчет. Затем список государственных защитников. Второй отчет. Затем краткие сведения о личности. Распечатка срочного звонка отчаявшейся и перепуганной женщины в 2:32 утра.

А вот и они, двадцать три страницы первичного допроса, где кончалось всякое сходство. Допроса шестнадцатилетнего Джона Бронкса.

Он даже не помнил, что кто-то говорил с ним.

ДОПРАШИВАЮЩИЙ. Ты знал? О том, что задумал твой брат?

Д. Б. Знал?

ДОПР. Он тебе сказал, что намерен убить отца?

Странно. Он совершенно ничего не помнил. Не помнил собственных ответов, пока не прочитал. Сам бы вполне мог быть тем полицейским, который вел допрос. Ведь и был им в каждом расследовании. И наверно, опять станет им, завтра, когда начнутся допросы отца, старшего брата, среднего брата, младшего брата.

ДОПР. Нож, Джон?

Он точно знал, каков будет следующий вопрос. Еще не прочитав его. Задача полицейского – отыскать правду, внести порядок в ход событий.

Он знал вопрос, но не знал ответа. Иногда… она вечно притворяется, будто потеряла сознание. Ответы у каждого свои. Неужто непонятно, что он заслужил? Собственные объяснения своего насилия. Если б я хотел ее убить… то убил бы. Он знал вопрос, но никогда не знал ответа – ни тогда, ни сейчас.

ДОПР. Я вот думаю, Джон, может, и ты тоже держал нож?

Попозже, когда вернется, он будет читать дальше. Допрос матери. Допрос Сэма. Отчет криминалистов, с фотографиями кровати, и окровавленных простынь, и ножа с мелкими зубчиками для чистки рыбы. И отчет о вскрытии человека с тремя ранами в груди возле сердца. Но прежде надо навестить того, кого он знал и все же не знал.

94

Это недалеко, даже на улицу выходить не нужно. Три запертые двери, через отдел уголовного розыска стокгольмской городской полиции, через Интерпол, защиту свидетелей и отдел криминалистики в здание повыше, выходящее на запад, – Государственная служба безопасности, Национальный полицейский совет, отдел прослушки и крунубергский КПЗ. Он не бывал здесь с минувшей весны, когда ему помогли проанализировать два долгих ночных разговора; чем больше рассуждали о необходимости сотрудничества между отделами, тем меньше оно имело места на деле.

На сей раз Бронкс лифтом поднялся на восьмой этаж. Вышел из лифта и постучал в дверь тюремной охраны. Глубокая ночь, и пришел он без предупреждения. Однако же дружелюбный молодой человек по ту сторону стекла открыл свое окошко и сказал, что если инспектор Бронкс подождет минуту-другую, то скоро сможет посетить подозреваемого, которого доставили несколько часов назад и поместили в западном крыле.

Он сел и стал ждать.

От расследования восемнадцатилетней давности – в КПЗ.

От одной семьи к другой.

Что такое семья? Совершенно непонятно.

Вероятно, семья – нечто крепкое, сильное, с неотъемлемой солидарностью, и оттого насилие там ярче, ощутимее, страшнее, оборачивается внутрь, против своих, против тех, кого сплоченность должна защитить.

– Бронкс?

Поговорить не с кем. Не с кем поделиться, пока не станет слишком поздно. Иногда все кончается на кладбище. Иногда – здесь.

– Бронкс? Алло?

– Да?

– Входите.

Из первой камеры донесся крик – кошмарный сон или страх, они звучат одинаково. Дальше три безмолвные камеры. Потом шумы из двух камер, но не крики, один вроде как отжимался, а второй говорил сам с собой – когда дни превращаются в недели, а недели в месяцы, легко перепутать время суток.

Приблизительно в середине коридора. Камера предварительного заключения № 7.

– Вы точно хотите поговорить с ним наедине?

– Да.

– Если хотите, могу дать вам оповещающее устройство. Оно маленькое, уместится в кармане. На всякий случай.

– Спасибо. Не нужно. Я ненадолго.

Ключи охранника звякнули по двери, когда их дважды повернули в замке.

Джон Бронкс открыл тяжелую стальную дверь. На нарах, глядя в стену, сидел высокий, атлетического сложения блондин, куда моложе, чем он думал.

– Я Джон Бронкс. Тот, кто вел расследование.

Блондин не сводил глаз с серого бетона.

– Какое расследование?

– По ряду ограблений банков. Весьма значительной краже оружия. И взрыву бомбы, который квалифицируется как терроризм.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Думаю, знаете… Анна-Карин. И об этом мы побеседуем завтра.

– Никаких бесед завтра не будет.

– Раньше вы со мной говорили. Люди вроде вас иногда так делают. Говорят. Чтобы для их младших братьев дело не кончилось плохо.

Заключенный был в белой фуфайке и коричневых брюках с логотипом исправительного учреждения. Точно так же одет и парень, сидящий перед ним в эту минуту.

Парень обернулся. Голубые глаза. Тонкие губы.

Вот он какой.

– Я не стучу. Мы не стучим. Нет у нас такой привычки.

Он опять отвернулся, уставился в бетонную стену.

– Можете уходить. Я не хочу и не вижу необходимости говорить с вами.

Джон Бронкс помедлил в душной камере. Вдыхая казенную пыль.