Читать книгу "Прохоровка без грифа секретности - Лев Лопуховский"

Мысль, что история не терпит сослагательного наклонения, давно стала банальной. Поэтому не будем сейчас рассуждать – надо или не надо было наносить контрудар 12 июля. Попытаемся прежде понять, почему контрудар на главном направлении вылился в лобовое столкновение с сильной танковой группировкой противника и почему он не достиг поставленной цели. Н.Ф. Ватутин при докладе в Ставку сделал правильный, в общем-то, вывод, что противник усиливает свою ударную группировку за счет ослабления флангов. Действительно, фланги 4-й танковой армии и 3-го тк группы «Кемпф» прикрывали пехотные дивизии, оборонявшиеся на довольно широком фронте. Выше уже говорилось об опасениях Гота, что 57-я пехотная дивизия 52-го армейского корпуса на левом фланге его армии, рубеж обороны которой растянулся до 60 км (это больше ширины полосы обороны всей 40-й армии), будет не в состоянии сопротивляться даже слабым атакам противника.

Однако удар основными силами 5-й гв. танковой армии был нанесен по наиболее плотной и сильной группировке врага. Почему? Это чрезвычайно важный вопрос. До 10 июля еще можно было рассчитывать на успешный удар во фланг группировки противника, основные силы которой были связаны боями с соединениями Катукова. Но противнику к 11 июля удалось, нарастив усилия на прохоровском направлении, захватить рубеж, намеченный для ввода в сражение 5-й гв. ТА. А части тд «МГ» форсировали р. Псёл и создали плацдарм на ее правом берегу.

Удар по 167-й пд противника, оборонявшейся на фронте 17–18 км, сулил большие перспективы. В случае создания здесь подавляющего превосходства в силах можно было рассчитывать на прорыв ее обороны и быстрый выход в тыл главных сил 4-й ТА противника. Не случайно с получением задачи на контрудар П.А. Ротмистров назначил рекогносцировку на 3.00 11 июля в районе Шахово. Уж больно заманчиво было глубже охватить правый фланг ударной группировки противника. Но это означало, в свою очередь, подставить свой фланг и тыл под удар 3-го тк группы «Кемпф», силы которого были преувеличены нашей разведкой.

Из боевого донесения командующего Воронежским фронтом № 00217 Верховному Главнокомандующему 11 июля 1943 г., 24.00:

«69-я армия. Войска армии в течение дня вели упорные бои с наступающим противником силой до 150 танков с пехотой из района свх. Комсомолец в направлении Прохоровки и силой 250 танков с пехотой с рубежа Дальняя Игуменка, Мясоедово в общем направлении на Корочу»18.

Общее количество танков в донесении было определено правильно – не менее 400, но в оценке группировок противника по направлениям их действий был допущен серьезный просчет. В действительности на прохоровском направлении наступало не менее 300 танков и штурмовых орудий, а на корочанском – менее 150.

Авторы труда «Великая Отечественная война 1941–1945. Перелом», вышедшего в 1998 году, утверждают:

«В том, что контрудар Воронежского фронта не завершился полным разгромом вклинившейся группировки врага, немалую роль сыграла боязнь Ставки, в первую очередь Сталина, глубоких прорывов противника, которые она стремилась остановить выдвижением резервов на направления, которым угрожала опасность. Именно для этого выдвигались из Степного фронта 5-я общевойсковая и 5-я танковая гвардейские армии. В результате наиболее мощная группировка советских войск наносила удар по наиболее сильной группировке врага, но не во фланг, а, что называется, в лоб. Ставка, создав значительное численное превосходство над противником, не использовала выгодную конфигурацию фронта, не предприняла удара под основание»19.

Оснований для такого вывода достаточно. Во всяком случае, полностью возлагать вину за лобовое столкновение с сильной танковой группировкой противника только на командующих танковой армией и фронтом не стоит. По нашему мнению, Ставка ВГК решила не рисковать и не уводить танковую армию с угрожаемого направления именно 12 июля, когда перешли в наступление войска Брянского и Западного фронтов. Стратегические соображения взяли верх над тактическими и оперативными выгодами, связанными с серьезным риском.

При этом, несомненно, учитывалось и то, что неоднократные контратаки и контрудар 8 июля по восточному флангу 4-й танковой армии противника к успеху не привели. Единственно возможным направлением для ввода в сражение основных сил танковой армии оставался коридор между заболоченной поймой р. Псёл и глубокими балками в районе Ямки, Сторожевое. На основе ошибочных данных разведки считалось, что на этом направлении можно было создать многократное превосходство в танках. Решили проломить боевой порядок противника танковым тараном, то есть «выбить клин клипом». Для этого П.А. Ротмистров в целях обеспечения сильного первоначального удара в первый эшелон оперативного построения армии включил большую часть своих сил – три танковых корпуса из четырех.

Но и противник принял меры, чтобы надежно перекрыть это доступное для крупных танковых сил направление. Тем более что Манштейн и Гот еще задолго до начала наступления предполагали именно здесь встретить глубокие танковые резервы русских. В итоге удар пришелся не по слабому флангу противника, а по наиболее плотной группировке 2-го тк СС – более двух танковых дивизий в полосе всего 10 км.

Что касается «умелого маневра силами и средствами на поле боя», то основные силы армии – два танковых корпуса первого эшелона, введенные в бой на фронте максимум 5–6 км (заболоченная пойма реки не в счет), так и не смогли вырваться из дефиле. Это не позволило в полной мере использовать преимущество советских танков в подвижности и маневренности на главном направлении и привело к излишним потерям от огня артиллерии и ударов авиации противника.

Так почему же, несмотря на ввод в сражение двух полнокровных и свежих армий – стотысячной группировки, не удалось добиться решительного разгрома противника? Почему наши войска при этом понесли громадные потери?

Бывший командующий 5-й гв. танковой армией в ходе научной конференции в 1968 году так ответил на этот вопрос:

«Во-первых, превосходство в силах было на стороне противника, который имел на главном направлении до 700 танков, в том числе 100 тяжелых. Войска же первого эшелона 5 гв. ТА, сражавшиеся непосредственно с этой группировкой, имели в своем составе немногим более 500 танков, из которых 200 были легкими…

Во-вторых, отход наших войск 11 июля к Прохоровке сорвал двухдневную напряженную работу по подготовке контрудара…

В-третьих, командующий армией в разгар сражения не имел сил и средств для развития достигнутого успеха на направлении главного удара…

В-четвертых, контрудар армии не имел достаточного артиллерийского и авиационного обеспечения»20.

Неужели на конференции не нашлось никого, кто спросил бы – почему же приняли решение на контрудар при таком соотношении? П.А. Ротмистров в своем стремлении оправдать неудачные действия и большие потери армии явно передергивал факты. Поскольку тезис о превосходстве противника в танках, уже набивший оскомину, повторяется почти в каждой публикации, придется остановиться на этом вопросе более подробно (автор отнюдь не желает при этом умалить роль артиллерии и других родов войск). Для этого обратимся к статистическим данным, основанным на подлинных документах военного времени, в том числе и немецких. Это позволит избежать односторонности в оценке действий войск сторон и результатов сражения.