Читать книгу "Начало России - Валерий Шамбаров"

51. Как на Русь прилетел двуглавый орел

Путешествия в XV в. были не быстрыми. А папские и московский послы, поехавшие в Рим, не особо торопились. Государев денежный мастер (и по совместительству ростовщик) Иван Фрязин за границей изображал, будто на Руси является очень важной персоной. Останавливался в разных городах, красовался на пирах и приемах в свою честь. В Риме посол пообщался с Зоей Палеолог, ее братьями, с папой Павлом II, кардиналом Виссарионом. Он умел пристраиваться ко всем, профессионально вынюхивал выгоды для себя. Умолчал, что принял на Руси Православие, выступал ревностным католиком, выражал готовность помогать Ватикану.

Папа заказал портрет невесты, а Фрязин по его просьбе заехал в Венецию, провел с ней переговоры. Никаких полномочий на этот счет послу не давали, но какая разница? Дож республики Никколо Трон собирался воевать с турками и был крайне заинтересован, нельзя ли вовлечь в союз великого князя или хана Ахмата? Неизвестно, что наплел ему «денежник», но дож сделал какие-то выводы. Вместе с Иваном Фрязиным и папским послом Джислярди на Русь поехал венецианский посол Джан Баттиста Тревизан. Дож написал к государю, просил препроводить дипломата дальше, в Сарай, чтобы поднять татар на османов.

Осень 1471 г. выдалась в Москве радостной. Полки возвращались из Новгорода. Изменников вразумили крепко, обошлись почти без потерь. Москвичи вышли за семь верст встречать Ивана Васильевича, в храмах звучали благодарственные молебны, великий князь не оставил без наград воевод и воинов. А через неделю прикатили посланцы из Рима. Иван III ждал их уже давно, угощал и распрашивал. Портрет понравился и ему, и матери. Невеста была, вроде, симпатичной. Времени не тратили, Ивану Фрязину поручили снаряжаться обратно в Рим, забирать Зою и доставить к жениху.

Увы, бочка меда не обошлась без ложки дегтя. «Денежник» оказался чересчур охочим до наживы. Венецианский посол Тревизан имел при себе крупную сумму, подарки для хана. Иван Фрязин разохотился, как бы заполучить часть этих средств. Внушил Тревизану, что ему нельзя раскрывать цель визита. Дескать, великий князь враждует с Ахматом и не пустит к нему. Подучил, чтобы венецианец представился обычным купцом, а Фрязин тайно переправит его в Сарай и посодействует его миссии. Тревизан согласился, заплатил сколько нужно. «Денежник» нашел проводников, венецианца повезли в Рязань. Но государю доложили о странных передвижениях купца, его задержали как шпиона. Венецианец рассказал, что произошло. Проверить его слова было уже невозможно, Иван Фрязин укатил в Рим. До выяснения истины Тревизану пришлось ждать его, поскучать в тюрьме.

Ну а русским скучать было некогда. На очереди у великого князя и правительства были другие задачи. Православных пермяков-зырян по-прежнему донимали вогуличи, к ним присоединились племена пермяков, оставшиеся в язычестве. К епископу-мученику Питириму добавлялись новые и новые жертвы. Часть местных князьков оказалась менее стойкими в вере, перекинулась на сторону победителей. Да и то сказать, Москва далеко, окажет ли помощь? Но зыряне были подданными великого князя, о них не забывали. Сейчас с казанцами и новгородцами разобрались, пришла пора навести порядок в глухом таежном углу.

Зимой 1471/72 г. в Пермскую землю выступил корпус князя Федора Пестрого-Стародубского. Воины преодолели сотни верст по замерзшим рекам. К весне, когда лед стал таять, были на Каме. Построили плоты, поплыли водой. Двигались через неведомые края, дикие дебри. Враждебные племена вознамерились сражаться, на притоке Камы р. Колве собралось войско под началом князька Михаила. Но московские ратники разгромили их, Михаила взяли в плен. Пермские племена принесли присягу служить государю, платить дань. А на месте боя победители взялись строить крепость Чердынь. Власть великого князя прочно утверждалась на далекой окраине, брала подданных под постоянную защиту. Границы Руси раздвинулись до хребтов Северного Урала…

Успехи и свершения нашей страны не оставались незамеченными за границей. На русских теперь оглядывались и при европейских, и при азиатских дворах, в Москву все чаще наведывались иностранные послы, купцы, соглядатаи. А Иван Васильевич задумывался о том, что облик его столицы никак не соответствует центру могучей Святой Руси. Ремонты стен, предпринятые отцом и им самим, были уже недостаточными. Остальное убранство Кремля оставалось ветхим, убогим. Москва становилась преемницей Константинополя, а столичные храмы пребывали в совершенно жалком виде: пострадали от пожаров, потемнели, покосились.

Еще на похоронах Марии Тверитянки мать государя обратила внимание на аварийное состояние Вознесенского собора, усыпальницы великих княгинь. Здесь предстояло лежать и ей самой. Мария Ярославна приказала на собственные средства разобрать и заново перестроить храм. Главный собор Кремля, Успенский, был на 80 лет старше Вознесенского. Соответственно, выглядел еще хуже. В некоторых местах стены треснули, поддерживались уродливыми подпорками. А ведь в Успенском соборе служил митрополит, отмечались основные праздники, победные торжества. Иван Васильевич принял решение возводить новый собор.

Подряд на строительство он предоставил купцу Ивану Ховрину – великий князь отнюдь не гнушался дружить с людьми незнатного происхождения, и Ховрин был его крестником. А работы поручили мастерам Кривцову и Мышкину. Заказ был не только архитектурным, но и духовным – и политическим. Мастерам указали, что храм должен повторять Успенский собор во Владимире, но быть на полторы сажени больше в длину и на полторы в ширину. Идея была в общем-то понятной. Иван III подтверждал традицию, обращался к покровительнице Руси, Пресвятой Богородице. Он подтверждал и преемственность от Владимирской Руси, но показывал, что уровень государства значительно вырос по сравнению с эпохой св. Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Строители побывали во Владимире, произвели необходимые замеры. Старые стены разобрали, 30 апреля 1472 г. состоялась закладка собора.

Но вскоре работы были прерваны… Прошлым летом хан Ахмат упустил удобнейшую возможность погромить русских. Потом спохватился, накручивал себя яростью за набег вятчан. Дотянуться до Вятки ему было трудновато, но хан догадывался, кто ему подстроил сюрприз. Да и в любом случае следовало проучить великого князя, напомнить, чей он раб, заставить платить дань. Ахмат повторно провел переговоры с торчавшим у него литовским послом Киреем Кривым, отправил его к королю вместе с ордынским вельможей, высказывал такие же предложения, какие делал ему Казимир: заключить союз и ударить на Москву.

Однако король по своему складу отличался от хана. Он был властителем хитрым, лицемерным, но расчетливым и осторожным. Конечно, уплывшего Новгорода было жаль. Тем не менее, он полагал, что не стоит махать кулаками после драки. У него в Литве собирал недовольных Михаил Олелькович. А в Чехии опять завязалась борьба за королевский трон. Казимир прикинул, что добиться успеха на западе будет попроще, чем на востоке. Отправил сына Владислава и польско-литовское рыцарство подраться с венграми за чешскую корону. Но подложить русским свинью король всегда считал полезным. А теперь свинья получалась ох какой вреднючей, и подсунуть ее можно было чужими руками! Он наврал татарскому послу, что обязательно выставит армию и присоединится к хану. Для Ахмата этого было достаточно. «Чая от короля себе помочи», он поднял тучи всадников, и земля задрожала от топота коней.