Читать книгу "Хоровод воды - Сергей Юрьевич Кузнецов"

С таким человеком она старалась больше не встречаться.

Она не любила ни свое, ни чужие тела. Одежда, косметика, аксессуары – их человек выбирает, они ему принадлежат. Голое тело – ничье. Живет своей, никому не интересной жизнью. Непонятно, что с ним делать. Нажать вот здесь, потянуть вот тут, лизнуть, куснуть, удивиться, что иногда эти бессмысленные и хаотические движения замыкают скрытый контакт и ты получаешь обратную связь – вздох, вскрик, стон, дрожь.

Тела были ничьи, желание и возбуждение – тоже. Они управляли телами, не оставляя для Риммы места, и она переставала понимать, зачем она здесь. Иногда она представляет, как два тела – мужское и женское, женское и женское – продолжают двигаться и тереться друг о друга, громоздкий мобиль, биологический механизм, работающий вхолостую.

Оргазм, когда он случался, тоже не принадлежал ей. Секунда полной пустоты, краткий и в то же время бесконечный момент выключения времени, а следом – усталость и та печаль, которая якобы свойственна в такие минуты любой твари. Post coitum Римма больше чем когда-либо думала, что она – мальчик, а не девочка: ей не нужны были ласки, хотелось побыть одной, лучше всего – уснуть.

От секса оставались только воспоминания об усталости и печали. Иногда они настигали Римму задолго до финиша, и, чтобы отогнать их прочь, она принималась командовать и распоряжаться, нажимать, дергать, щипать, располагать чужое тело так и этак, вертеть туда и сюда, делая вид, что то, чем они занимаются, – разумная, подконтрольная Римме деятельность.

Римма старалась повторно не встречаться с партнерами. Не только в постели – вообще не встречаться. Иногда это желание бывало взаимным, иногда нет, и тогда она оказывалась в нелепом и неприятном положении объекта чужой страсти.

Поэтому Римма избегала секса, особенно – со знакомыми.

Неприятно видеть чужое тело, которое что-то делало с тобой. И чужое тело, с которым что-то делала ты, видеть тоже неприятно. Где бы вы ни встретились, как бы ни были одеты.

Той ночью они с Сазоновым не притронулись друг к другу.

Для всего, что хотели их тела, у них было тело Ольги.

Римма умеет говорить о сексе: журналы обучают этому девочек 1982 года рождения. Все, о чем пишут журналы, – прекрасная тема для беседы. Петтинг, мастурбация, оральный секс, лесбийская любовь, садо-мазо, секс втроем, ревность, любовь, контрацепция. Собеседники и журналы поставляют темы и слова для разговоров о сексе, и поэтому Римма никогда не скажет, что секс – бессмыслен, партнеры – скучны, человеческое тело – стыдно. Современная женщина не может говорить такое.

Римма никогда не расскажет о своем самом сильном сексуальном переживании. Всего один раз секс был гармоничным и завершенным, почти совершенным. Она никогда не расскажет, никогда не решится повторить. Воспоминание так и останется не облеченным в слова, немного путаным и фрагментарным.

Незадолго до того, как навсегда уйти из института, Римма пришла на вечеринку. Сапожки на каблуках, полосатые гетры до колена, короткая юбка, белая хлопковая майка GAP, ярко-красные кружевные бретельки лифчика. Одногруппник отмечал день рождения, было много народу, половина – его школьные приятели, незнакомые Римме. Они выпили, потом покурили марокканского гашиша, и Римма тоже покурила вместе со всеми, хотя считала, что трава ее не торкает.

Короткими вспышками флэшбэков: пара целуется на кухне, рука мальчика топырит подружкину мини-юбку. Полумрак гостиной, невнятные танцы. Скомканный разговор о зачетах и сессии. Потом Римма заходит в пустую комнату, не очень понятно – зачем.

Там темно, лишь на столе светится прямоугольник монитора. Стулья унесли в соседнюю комнату, Римма нагибается к столу, нащупывает мышь.

На экране заставка незнакомой игры. Что-то вроде «Звездных войн», только однообразней. Космический корабль уворачивается от астероидов и стреляет в атакующих врагов.

Первый же астероид застигает Римму врасплох. Она начинает сначала, еще и еще раз. Камни летят беспорядочно, хаотично, со всех сторон. Римма пытается расстреливать их из пушки, но пушка, видимо, предназначена для врагов, которые, наверное, появятся на следующем уровне. Она пытается снова и снова, думает: По-моему, эту игрушку вообще нельзя пройти, – и вдруг начинает плавно обходить астероид за астероидом. Сначала ей кажется – случайная полоса удач, но нет, она в самом деле поймала ритм.

Мир на экране компьютера меняется. В движении налетающих глыб появляется гармония и соразмерность. Вместо хаоса – мелодия, исполненная красоты и внутренней логики.

Куда-то пропадает музыка, доносившаяся из соседней комнаты, Римма не чувствует занемевшую спину, уставшие ноги, вспотевшие ладони, пересохшее горло – тело, которое она так не любит, исчезает.

Она летит сквозь пространство, словно выполняет сложные фигуры неизвестного танца, плавно и без усилия проскальзывает мимо астероидов в антрацитовой тьме монитора, она почти совершенна, невесома, легка, стремительна. Космос обнимает ее за плечи, мелодия подхватывает, проносит сквозь глыбы, танцующие в пустоте, быстро, еще быстрее, только бы полет не кончался!

Марокканский гашиш – сильная вещь, мы понимаем.

А может, в самом деле – зов космоса.

Римма не любит свое тело. Она не слышит скрип двери, шаги, дыхание. Не чувствует: запах алкоголя, табака, пота. Не замечает губы на плече, рука под юбкой, колено между ног. Короткий толчок боли – не обращай внимания, не возвращайся, не прерывай полет, пусть твое тело разбирается.

Потом – ритмические толчки, биение космического ритма. Она видит каждый выступ каменных глыб, каждую каверну, каждый изгиб, каждую песчинку, светящиеся траектории, космический балет, ода к радости, вот так и еще раз вот так, а теперь чуть-чуть вбок, обогнуть астероид, еще и еще раз, боже мой, только бы не сбиться с ритма, только бы не остановиться.

Черный космос, огромная пустота, воплощенная бесконечность. Никаких астероидов, она пролетела насквозь, попала в никуда – и из глубины этого никуда навстречу летит светящаяся точка, превращается в шар, расцветает, разрастается. Сверкающая, как снег, огромная, как солнце, немыслимая, поглощающая, пугающая… – и тут Римма нажимает на кнопку, черный фаллос пушки выплевывает вспышку огня, пульсируя, раз за разом – и глубокий крик, спрятанный столько лет, вырывается вовне, разрывает воздух, обжигает, звенит, взрывается над Москвой.

Римма проваливается назад, в свое тело, оседает на пол, падает головой на клавиатуру, вздрагивает, может быть – плачет.

В таких историях мужчина остается всего лишь статистом. Если даже предположить, что он не ушел сразу, Римма ничего о нем не помнит. Она поднимается, оправляет юбку, старается не глядеть в монитор, на трясущихся ногах идет в ванную, никому ничего не рассказывает – ни тогда, ни после. Она почти никогда не вспоминает этот вечер – она бы хотела, чтобы секс всегда был таким – не видеть лица, не знать имени, не чувствовать ни своего, ни чужого тела, а только смотреть, как в преддверии взрыва проносятся по черному космосу экрана двумерные тени.