Читать книгу "На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - Уильям Миллер"

Мы не знаем, произошла ли она по приказу Абдул-Хамида или нет, но для дела реакции, с которой ее ассоциировали люди, было очень важно, что мусульмане воздавали хвалу именно ему. Арка в городе Адана, воздвигнутая в честь конституции, была снесена.

Никакое восстание, никакой заговор, направленный на возрождение Армянского царства, не могли оправдать, хотя бы частично, те ужасные события, которые произошли не только в Адане, но и в Тарсусе и других местах Киликии – в районе, который во время предыдущих расправ практически совсем не пострадал. Убийства завершились пожаром; турки в первую очередь уничтожали бухгалтерские книги, в которых армяне записывали их долги.

Ни вали, ни военный командир Аданы не сделали никаких попыток остановить резню, а войска, вызванные из Салоников при известии о первых случаях зверств, обстреляли самих армян, чем спровоцировали новую резню. Нельзя оправдать и младотурок, которые позволили двум главным чиновникам Аданы отделаться легкими приговорами. Многие виновные мусульмане были повешены, но их судьбу разделили по меньшей мере трое ни в чем не повинных армян.

Наконец пришло время рассчитаться с Абдул-Хамидом II. Когда до Салоников дошла весть о контрреволюции, комитет «Союза и прогресса» отказался пойти на соглашение с Константинополем, и Махмуд Шевкет-паша повел турецкие войска, размещавшиеся в Македонии, на столицу, чтобы спасти конституцию, которую он поклялся защищать. Сенаторы и депутаты встретились в Сан-Стефано, где был заключен договор 1878 года, и обе палаты парламента, заседая, словно в Национальной ассамблее, согласились рекомендовать армии подчиниться приказам своего командующего. Тот выдвинул следующие условия: создать военно-полевой суд для наказания бунтовщиков и сократить гарнизон Константинополя.

Эти условия были приняты, и 25 апреля армия, горящая жаждой мести, вошла в столицу. На разгром восставших солдат, удерживавших казармы Таксим и Ташкисла, ушло пять часов упорного сражения с применением пушек. Этих солдат прислали в столицу из Салоников несколько месяцев назад, чтобы заменить любимцев султана – албанских гвардейцев, но реакционеры сумели переманить их на свою сторону. Главарей контрреволюции подвергли показательной казни: сорок человек были публично повешены, а 27 апреля Национальная ассамблея при закрытых дверях решала судьбу султана. Люди были уверены, что он помогал контрреволюционерам, а быть может, и сам руководил их действиями.

Была зачитана фетва шейх-уль-ислама, в которой перечислялись его прегрешения; Ассамблея единодушно проголосовала за его смещение и провозгласила султаном его младшего брата Мехмеда Решада под именем Мехмед V. На следующий день свергнутый султан, так долго дуривший головы дипломатам Европы, был отправлен в Салоники и водворен на виллу, откуда он перед смертью был перевезен в Константинополь. Ему было разрешено взять с собой всех своих жен; сокровища, стоившие более миллиона долларов, были переданы министерству финансов на благо народа, которым он так долго и так плохо управлял.

Новый султан стал игрушкой в руках комитета. Он почти ничего не знал об окружающем его мире, ибо брат держал его во дворце, как в золотой клетке; утверждали, что Мехмед V «не прочитал за последние 20 лет ни одной газеты». Но лидеры революции получили в его лице то, что им было нужно, – марионетку в своих руках. Впрочем, начало нового царствования не обещало ничего хорошего; попытка собрать налоги в Северной Албании вызвала беспорядки, ибо законы здесь не соблюдались. В деревнях жители оказали сборщикам налога вооруженное сопротивление, ибо они давно уже привыкли платить столько, сколько им захочется, а в Йемене появился новый Махди.

Впрочем, взойдя на престол, Мехмед V обнаружил, что две из трех внешних проблем, возникших в октябре 1908 года, уже решены. Из предложения синьора Титтони созвать конференцию по восточному вопросу в Неаполе ничего не вышло; всем стало очевидно, что придется признать австрийскую аннексию Боснии и Герцеговины как свершившийся факт. Сербия и Черногория, несмотря на восстановление дипломатических отношений и заключение военной конвенции, были слишком слабы, чтобы в одиночку противостоять своему могущественному соседу, особенно Сербия, столица которой находилась в пределах досягаемости австро-венгерских пушек. Великобритания не могла помочь стране, не имевшей выхода к морю, а появление ее флота у берегов Черногории могло спровоцировать войну с Германией, которая была хозяйкой положения. Россия, еще не вполне оправившаяся после войны с Японией, получила от Германии предупреждение, что если она поможет Сербии, то Германия поддержит Австрию.

Извольский, министр иностранных дел России, вынужден был признать, что Россия «не имеет легального права протестовать в одиночку»; и политики Австро-Венгрии поняли, что его руки связаны предыдущим тайным соглашением с Австро-Венгрией, по которому Россия предоставляла ей свободу действий в двух оккупированных провинциях.

Итальянское возмущение, прозвучавшее в большой речи, которую Фортис произнес в палате после катастрофического землетрясения в Мессине и Реджио, уже забылось. Таким образом, сила торжествовала. 26 февраля 1909 года было подписано австро-турецкое соглашение, по которому Австро-Венгрия отказывалась от всех своих прав на санджак Нови-Пазар, откуда она 28 октября вывела все свои войска, а Турция официально признала аннексию Боснии и Герцеговины. Султан по-прежнему должен был именоваться калифом в публичных молитвах боснийских мусульман, а их духовные лидеры сохранили свою зависимость от шейх-уль-ислама. Турция получила 2,5 миллиона турецких фунтов за земли своего домена в Боснии и Герцеговине, а Австро-Венгрия обещала отказаться pari passu (эквивалентно) вместе с другими державами от своих почтовых отделений в Турции и помочь Порте добиться отмены капитуляций.

6 апреля это соглашение было ратифицировано османским парламентом; таким образом, вопрос с Турцией был решен. Турки практически ничего не потеряли от аннексии двух провинций, которые фактически уже 30 лет им не принадлежали и над которыми даже до этого времени их власть была весьма сомнительной. Однако для Сербии и Черногории включение Боснии и Герцеговины в состав Австро-Венгрии означало гибель всех их надежд на будущее. Во время этого кризиса, как в Афинах при аналогичных обстоятельствах в 1877 году, в Белграде был создан коалиционный кабинет, в работе которого участвовали три бывших премьер-министра.

Понимая, что материальной поддержки от держав ей не дождаться, Сербия 9 марта отправила ноту странам, подписавшим Берлинский договор, заявляя, что не будет требовать компенсации за аннексию, что для них было очень важно. Мирному решению способствовал поступок воинственного наследника престола, который 25 марта отказался от своего права на престол в пользу брата Александра. Это было сделано после того, как наследника престола обвинили, что он в приступе гнева убил своего слугу.

Австрия объявила, что не собирается покушаться на независимость Сербии; Сербия в ответ отправила в Вену ноту, в которой обещала перевести свою армию в положение мирного времени. В качестве награды за уступчивость Черногории статья 29 Берлинского договора, касавшаяся залива Антивари (Бара), подверглась значительным изменениям. Условие, запрещавшее Черногории иметь военные корабли и военный флаг, было отменено; в порт Антивари (Бар) разрешалось теперь заходить военным кораблям других стран, хотя он должен был сохранить свой чисто торговый характер, а оставшаяся часть этой статьи была полностью изъята из текста договора. Таким образом, Черногория получила право возводить укрепления между озером Скутари (Шкодер) и морским побережьем; ее морская и санитарная полиция больше уже не использовала австрийские суда; не должна была она принимать и Далматинский морской кодекс.