Читать книгу "Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - Леонид Шебаршин"

Я не питаю злобы к Гейтсу и ЦРУ. Они добросовестно, так же как и мы, делали свое дело. ЦРУ не было сильнее советской разведки. Просто хозяева ЦРУ были сильнее, богаче, дальновиднее и последовательнее, чем наши незадачливые хозяева-банкроты. Сейчас Россия рвется в союзники Соединенных Штатов, американцы вежливо улыбаются и держат ее на расстоянии вытянутой руки: буйные и нищие союзники им не нужны. Что касается разведки, то мне кажется, что они попытаются использовать наши возможности на Ближнем и Среднем Востоке, где позиции ЦРУ слабы. Война с Ираком показала, что американские коллеги плохо знали своего противника. Есть у меня и еще одно тяжелое предчувствие. Сильная разведка, так же как и вооруженные силы, — это символ мощи государства. Для США и других западных партнеров весьма соблазнительно лишить Россию и того и другого. Дело, к сожалению, идет в эту сторону. Ведомство Гейтса наращивает свою активность.

«В Пскове сотрудниками безопасности задержан самолет, следовавший по маршруту Рига — Грозный. На нем обнаружено и конфисковано девять тюков денег на сумму более 264 млн рублей».

В Риге судят заместителя командира ОМОН Сергея Парфенова, похищенного в Тюмени; в Азербайджане приговорен к смертной казни лейтенант Российской армии, приказавший открыть огонь по налетчикам.

В газетах мелькает тема «денег КПСС», но звучит она все глуше и глуше. Вот уже больше года ищут эти деньги российские правоохранительные учреждения; привлечены к делу и крупные международные силы — детективная фирма «Кролл», которая, по слухам, отыскала в свое время спрятанные в зарубежных банках капиталы иракского президента Саддама Хусейна. Фирма ежемесячно получает от российского правительства приличный валютный гонорар, но никак не может напасть на след коммунистического золота. Проблема мне близка — по расчетам знатоков чужого кармана, КПСС не могла перевести свои капиталы за границу без посредства разведки. В том, что такие капиталы были, и в том, что они находятся за границей, у знатоков сомнения нет — уж больно это необходимо сейчас из соображений внутренней политики.

В документах разведки никаких признаков участия в валютных операциях КПСС не обнаружено. Время от времени мне приходится разъяснять ситуацию: во-первых, руководители КПСС не обращались к разведке с подобными просьбами и поручениями; во-вторых (это уже мое личное мнение), руководство и аппарат КПСС были настолько дезорганизованы и деморализованы «перестройкой», что позаботиться о будущем партии они просто не могли. «Кроме того, — добавлял я, — не стоит забывать, что в аппарате ЦК работали чиновники, способные позаботиться о личных интересах, но уж никак об интересах своей организации».

Что касается тех денег, которые КПСС передавала иностранным коммунистическим партиям, то это совсем другое дело. Такие деньги были, 15–20 млн инвалютных рублей ежегодно. Выполняя поручения ЦК КПСС, Первое главное управление вручало ассигнованные суммы адресатам, и делало это так, что за десятилетия ни единого раза не допустило сбоя: многие догадывались, что КПСС финансирует своих зарубежных единомышленников, знали, что причастна к этому советская разведка, а вот схватить нас за руку ни одна служба так и не сумела. Невольно предаюсь ностальгическим воспоминаниям. Предрассветные густые сумерки, пустынное загородное шоссе, в багажнике машины — удочки, сетки, прочее рыболовное снаряжение, укладывавшееся с вечера на глазах сторожа — местного гражданина. Выезд из дома затемно: всем известно, что рыба лучше всего клюет на рассвете. Под утро легко проверить и убедиться, что хвоста за тобой нет. Минут через пятнадцать станет светло, но здесь и появляются красные огоньки автомобиля, неспешно едущего в попутном направлении. Условный сигнал фарами, красные огоньки гаснут и загораются, вновь гаснут и вновь загораются — сигнал принят, все в порядке. Мы обгоняем потрепанный полугрузовичок и на секунду притормаживаем; из окна в окно передается пакет. Мы поворачиваем направо, туда, где поблескивает серебристая гладь озера, а грузовичок через пару километров уйдет налево. Днем в Центр поступит телеграмма о том, что поручение инстанции выполнено.

В начале 1990 года, когда стало очевидным, что финансирование зарубежных компартий утратило всякий государственный смысл, а риск компрометации разведки возрос, Первое главное управление высказалось за прекращение подобных операций и самовольно, не дожидаясь ничьих указаний, приостановило их. Указаний так и не последовало.

По старой, уже никчемной привычке помечаю и вырезаю интересные статьи. Для этого у меня есть специально отточенный туарегский кинжал, который был куплен в лавке алжирского города Таманрассета, в сердце пустыни Сахары. Кожаные ножны и рукоятка отдают легким запахом плохо дубленной овчины, форма обоюдоострого, жалящего клинка совершенна. Он, как и его владелец, занят самым мирным и бессмысленным трудом. Вырезки накапливаются, ворохом сухих листьев застилают подоконник, пылятся, покрываются новыми слоями газетной бумаги и, завершив свой земной путь, отправляются в мусоропровод, чтобы расчистить место новым завалам. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, — и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», но это уже было в веках, бывших прежде нас». Занятные мысли вызывает чтение газет. Как так — нет ничего нового? Каждая фраза, почти каждая, неповторима. А что касается смысла, то Екклесиаст-проповедник, пожалуй, прав: борьба за власть, корыстное лицемерие и обманутая невинность, хищники и жертвы, торжествующая ложь, бессильное праведное негодование и высокомерная усмешка сильного — все это было. Даже «новое мышление», если припомнить, провозглашалось бесчисленно много раз.

Тем не менее режу податливую бумагу, помечаю вырезки. В первую очередь все, что касается моей бывшей профессии, — удивительно много пишут о разведках, видимо, эта тема никогда не перестанет интересовать публику; затем ислам — о нем наговорено не меньше ерунды, чем о коммунизме, но если о коммунизме мы кое-что узнавали из первоисточников, то ислам известен только по толкованиям его оппонентов. Есть шанс, что впервые для русского читателя он может открыться не как зловещий призрак, а как образ жизни сотен миллионов добрых людей. Правда, едва ли это допустят американцы. Конечно, вырезаю яркие, проникновенные материалы о современной России — они звучат отголоском того, что писали Шульгин, Деникин, Покровский, Франк, а до них — спокойнее и глубже — Ключевский, злее и саркастичнее — Михаил Евграфович Салтыков. Неужели так: «Что было, то и будет». Хоть когда-то вырвемся мы из заколдованного злого кольца?

Пообедав, прочитав и изрезав газеты, напившись крепчайшего чаю, следовало бы на полчаса прилечь — пенсионер может позволить себе эту невинную роскошь бедного азиата. Сегодня, к сожалению, не позволяют дела.

Мне и раньше казалось, что повороты судьбы непредсказуемы. За последний год я перестал вообще чему-либо удивляться и окончательно уверовал, что пути Господни или причуды судьбы неисповедимы. «Принимаю тебя, неудача, и удача — тебе мой привет…»

В три часа я должен встретиться с бывшим сотрудником ЦРУ Норманом Гербертом. Он в отставке, занимается тем же бизнесом, что и я, в Москву прибыл по делам, узнал мой телефон от знакомого и позвонил с просьбой о встрече. Имя Герберт что-то очень смутно напоминает. Кажется, я слышал его давным-давно.