Читать книгу "Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова"

Юля позвонила домработнице Нине, представилась и спросила, как ей позвонить в Берлин. После вежливого ответа и обещания прийти на помощь в любую минуту («Может, вам приготовить что-нибудь, или вы хотите пройтись по магазинам и не знаете, с чего начать?.. Я могу вас сопроводить, куда прикажете. Мне господин Крымов так много о вас рассказывал…») Юля лишь покачала головой: интересно, где и в какой позе Крымов рассказывал домработнице Нине о своей бывшей любовнице Земцовой? Она ответила, что перезвонит, если что-нибудь надумает, и набрала длинный номер гостиницы «Фердинанд» в Берлине, той самой, которую она вместе с Миллершей выбрали по путеводителю.

Трубку взяли почти сразу же, и Юля покрылась мурашками, услышав совсем близко от себя знакомый голос, довольно бодро отозвавшийся по-русски: «Да, вас слушают. Кто это?»

– Это я, слышишь? Это я… – Она волновалась, чувствуя свою вину за столь долгое молчание. – Я его нашла, так что все в порядке. А как там у тебя? За тобой никто не следит?

– Нет, господи, Юля, как же я ждала твоего звонка. У меня все отлично. Но я должна признаться тебе кое в чем. Думаю, что теперь, когда прошло время, ты поймешь меня и простишь…

– Ты предала меня? Ты сказала Харыбину, где я?

– Господи, Юля, что такое ты говоришь? Я совсем о другом. Дело в том, моя дорогая девочка, что как бы я ни старалась хоть немножко внешне походить на тебя, у меня бы все равно ничего не получилось. Да, одежда, да, грим, да, парик и очки. Но все это при моей комплекции, возрасте и прочих внешних данных не имело значения. Понимая, в каком состоянии ты находилась в тот момент, как нервничала, подозревая всех и вся, как в моем лице нашла единственного человека, которого можно было бы спокойно отправить за границу, я приняла собственное решение… И какое же? В аэропорту, в туалете весь бутафорский наряд надела на себя моя племянница, Маля. Она молоденькая, высокая, постоянно мотается за границу. Но, повторяю, в тот момент, когда ты обратилась ко мне за помощью, боюсь, что я не нашла бы слов, чтобы убедить тебя довериться этой девочке. Поверь мне, если бы не Маля, навряд ли у нас с тобой что-нибудь получилось. А так она спокойно прошла под моим прикрытием, мы сели в самолет, и все… Ты прощаешь меня?

Юля, ожидавшая куда более серьезного и опасного признания, вздохнула с облегчением. «Поистине, у страха глаза велики», – подумала она, вспоминая нелепо одетую Миллершу, пытающуюся изобразить ее, Юлину, походку…

– Ты молодец… – сказала она растроганно. – Можно представить, как вы со своей Малей надо мной потешались… Передай ей от меня большой и пламенный привет.

– Передам. Главное, что все получилось. Скажи лучше, где ты отыскала Крымова?

– Я звоню из Парижа, – сказала Юля, чувствуя, как слезы катятся из глаз и текут по щекам, капая на поверхность стола. – Никогда бы не подумала, что здесь может быть грустно и безысходно… Он здесь, с Надей, но меня словно не замечает…

Она осторожничала и вела разговор таким образом, словно только за тем и приехала в Париж, чтобы решить свои сердечные дела: телефон могли прослушивать. А чтобы опоэтизировать случившуюся с ней драму полного распада их отношений, которая якобы захватила ее с головой, она добавила, по-настоящему давясь слезами:

– Он ждет их ребенка, понимаешь? А я ношу под сердцем харыбинского… И никакие силы уже, видно, мне не помогут…

– Не плачь. Главное, что он жив. Я уж думала, что он замешан в политике, я переживала, постоянно просматривала российские газеты, предполагая, что в них что-нибудь узнаю. Ведь ты мне не звонила…

Она вела себя правильно, хотя, может, и неосознанно. Юля ей ответила:

– Какая политика. Он никогда не занимался ею. Он и от Берестова открестился, потому что не уважает его.

Если их подслушивают, то пусть знают, что Крымов не имеет никакого отношения к приезду Берестова в Париж.

– Как ты думаешь, то, что я вместо себя отправила тебя, Харыбин мог связать с моим желанием встретиться с Крымовым в Париже, или он считает, что все мои действия касаются лишь моих дел, связанных с Бродягиной? – Юля плела теперь всю эту несуразицу, чтобы окончательно заморочить головы тем, кто попробует разобраться в истинном положении вещей.

Миллерша немного помедлила, соображая, как ей ответить, потому что наверняка поняла, что эта фраза, так же как все остальные, произносилась Юлей не случайно. Затем ответила:

– Думаю, что он связал твою поездку с Бродягиной, чтобы найти кого-нибудь из ее многочисленных любовников, того, кто мог бы ее убить, но если он даже и догадается, что ты поехала к Крымову, то теперь уж все равно поезд ушел.

«Молодец, – подумала Юля, – какая же умная женщина, все сказала правильно. Теперь если их действительно подслушивают, то Харыбин узнает, что Юля просто помешана на Крымове, и он, Харыбин, вполне возможно, откажется от своей затеи связывать ее поездку в Париж с убийством Бродягиной или отца Кирилла. Хотя в случае, если слежка была установлена и за бедолагой Берестовым, оказавшимся в одном самолете с Земцовой, то здесь уже их тройная связь БЕРЕСТОВ – ЗЕМЦОВА – КРЫМОВ будет очевидна…»

– Юля, почему ты замолчала? Ты слышишь меня?

– Извини, задумалась…

– Я ведь звонила тебе домой и разговаривала с Наташей. У нее все хорошо, так она просила тебе передать. По-моему, она от вынужденного безделья решила сделать тебе в квартире небольшой косметический ремонт – побелила потолки и покрасила оконные рамы. И теперь боится, что ты будешь ее ругать.

– Глупости, я рада… И вообще я рада, что у меня есть такие подруги…

– …которые понимают, что такое любовь… – тихо добавила Миллерша, чувствуя и сама, наверное, всю фальшь происходящего. – Но Крымов все равно скотина, так и знай!

– Все, Аля, я больше не могу говорить… Теперь, когда я с ним встретилась, ты можешь спокойно отдыхать дальше и не ждать моих звонков. Целую… До встречи в С.

– А когда ты вернешься?!

Но Юля, услышав ее последний вопрос, все равно положила трубку: она и сама еще ничего не знала.

Глава 14

Вот уже два дня, как Юля с Ниной ходили по магазинам и тратили деньги Аперманис. Крымов половину дня проводил возле Щукиной, ублажая ее и успокаивая по поводу преждевременных родов, которых она так боялась, поскольку они могли бы спутать все ее карты, а остальное время посвящал Юле. Он не мог не заметить, что она стала к нему холодна, постоянно спрашивал ее о том, что с ней, говорил ей, что любит ее и занимается все свободное (от лгуньи Щукиной) время тем, что подыскивает ей квартиру, которую собирается ей купить в ближайшем будущем. От Нади он узнал о Юлиной беременности и теперь в окружении двух беременных и близких ему женщин чувствовал себя не совсем обычно.

«А ты уверена, что этот ребенок харыбинский? – спрашивал он у нее, когда они лежали в постели. – А может, это мой ребеночек так сильно задержался? На целый год!» Или: «А что ты будешь делать, если сейчас раздастся звонок, на пороге появится твой законный супруг и заявит свои права на тебя?»