Читать книгу "Жажда жизни. Биографический роман о Винсенте Ван Гоге - Ирвинг Стоун"

– Все это, может быть, и так, – согласился Винсент, – но ведь трудно сохранить рассудок, если вокруг тебя одни сумасшедшие, а тут еще это религиозное помешательство! Время, когда у меня должен был быть припадок, прошло...

– Винсент, не обманывайте себя. Припадок должен был случиться. Ваша нервная система испытывает кризис каждые три месяца. Если бы у вас не было религиозных галлюцинаций, то были бы какие—нибудь другие.

– Если со мной случится подобное еще раз, доктор, я попрошу брата взять меня отсюда.

– Как вам угодно, Винсент.

Он вернулся к работе в мастерской в первый же по—настоящему весенний день. Он снова писал пейзаж, открывавшийся за окном, – поле, покрытое желтой стерней, которое уже опять вспахивали. Лиловые пласты перевернутой плугом земли резко контрастировали на его полотне с щетинистыми желтыми клочьями жнивья, а вдалеке виднелись горы. Всюду зацветал миндаль, и небо на закате, как прежде, светилось бледно—лимонными красками.

Извечное возрождение природы на этот раз не придало сил Винсенту. Впервые с тех пор, как он поселился в приюте, идиотский лепет его сотоварищей и постоянные припадки, валившие их с ног, начали отравлять ему существование. И нигде не мог он укрыться от этих, похожих на мышей, вечно молящихся существ в черно—белых одеждах. При одном взгляде на них Винсент содрогался от отвращения.

"Тео, – писал он брату, – мне очень не хотелось бы уезжать из Сен– Реми; здесь еще уйма интересной работы. Но если со мной снова случится припадок на почве религии, знай, виной этому здешний приют, а не мои нервы. Двух—трех таких припадков достаточно, чтобы убить меня. Имей в виду, если у меня снова начнутся религиозные галлюцинации, я приеду в Париж, как только встану с постели, не медля ни минуты. Может быть, переезд на север пойдет мне на пользу, там можно рассчитывать хоть на какой—то минимум душевного здоровья.

Как насчет этого твоего доктора Гаше? Согласится ли он лечить меня?"

Тео отвечал, что он разговаривал с доктором Гаше еще раз и показал ему кое—какие полотна Винсента. Доктор приглашает Винсента в Овер и готов предоставить ему возможность работать в своем, доме.

«Он не только специалист по нервным болезням, но и знаток живописи. Я убежден, что лучшего врача тебе не найти. Как только ты решишься, телеграфируй мне, и я сразу же выеду в Сен—Реми».

Наступили первые жаркие дни ранней весны. В саду зазвенели цикады. Винсент писал портик у входа в отделение третьего разряда, садовые дорожки, деревья и, пользуясь зеркалом, автопортрет. Он работал, глядя одним глазом на полотно, а другим – на календарь.

Очередной припадок должен был произойти в мае.

В пустых коридорах он слышал какие—то голоса, раздававшиеся над самым ухом. Он отзывался на них, и эхо его собственного голоса вновь возвращалось к нему, словно злобный оклик судьбы. Теперь его нашли без сознания в часовне. Оправился он от религиозных галлюцинаций, помрачивших его ум, только к середине мая.

Тео непременно хотел сам приехать в Сен—Реми и увезти Винсента. Но Винсент решил ехать один, на тарасконский поезд его должен был посадить смотритель.

"Дорогой Тео!

Я еще не калека и не свирепый зверь, опасный для окружающих. Позволь мне доказать себе и тебе, что я нормальный человек. Если я выберусь из этого приюта самостоятельно, на собственных ногах, и начну новую жизнь в Овере, то, может быть, я найду в себе силы победить болезнь.

Это будет последняя попытка. Я уверен, что, выйдя из этого сумасшедшего дома, я опять стану разумным, нормальным существом. Судя по тому, что ты пишешь, Овер тихое и красивое место. Если я буду соблюдать осторожность и жить под присмотром доктора Гаше, то, без сомнения, мне удастся одолеть свой недуг.

Я сообщу тебе по телеграфу, когда мой поезд отходит из Тараскона. Встречай меня на Лионском вокзале. Я хочу выехать в субботу, чтобы провести воскресенье дома вместе с тобой, Иоганной и малышом".

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ОВЕР

1

От волнения Тео не спал всю ночь. За два часа до прибытия поезда, с которым ехал Винсент, он был уже на Лионском вокзале. Иоганне пришлось остаться дома с ребенком. Она стояла на балконе их квартиры на четвертом этаже, в Ситэ Пигаль, и вглядывалась в даль сквозь листву огромного темного дерева, скрывавшего весь фасад дома. Она с нетерпением ждала, когда с улицы Пигаль завернет экипаж и подкатит к их дому.

От квартиры Тео до Лионского вокзала было далеко. Иоганне казалось, что ее ожиданию не будет конца. Она уже начала беспокоиться, не случилось ли с Винсентом в дороге несчастье. Но вот из—за угла улицы Пигаль вынырнул открытый фиакр, двое мужчин приветливо улыбались ей и махали руками. Иоганна горела нетерпением поскорей взглянуть на Винсента.

Ситэ Пигаль, небольшой тупик, упирался в крыло каменного здания с двором, засаженным деревьями. По обеим сторонам этого тупика стояло по два внушительных дома. Тео жил в доме восемь, втором от угла. Перед домом зеленел садик, а вдоль него был настлан тротуар. Через несколько минут фиакр уже подкатил к большому темному дереву и остановился у подъезда.

Винсент побежал наверх по лестнице, Тео не отставал от него. Иоганна готовилась увидеть инвалида, но у мужчины, который схватил ее в объятия, был прекрасный цвет лица, широкая улыбка и открытый решительный взгляд.

«Да он выглядит совершенно здоровым. С виду он гораздо крепче, чем Тео», – подумала Иоганна в первую же секунду.

Но она никак не могла заставить себя посмотреть на его ухо.

– Ну, Тео! – воскликнул Винсент, держа Иоганну за руки и глядя на нее с восхищением. – Жену ты себе выбрал очаровательную!

– Спасибо, Винсент, – смеясь, сказал Тео.

Иоганна во многом напоминала их мать. У нее были карие, такие же ласковые, как и у Анны—Корнелии, глаза, те же мягкие манеры, то же сочувственное и внимательное отношение к людям. Теперь, когда у нее родился ребенок, материнство уже наложило на нее свою печать. Это была полная женщина с правильными чертами овального, почти бесстрастного лица и густыми светло—каштановыми волосами, которые были скромно зачесаны назад, открывая высокий, как у всех голландок, лоб. Свою любовь к Тео она переносила и на Винсента.

Тео потащил Винсента в спальню, где спал в кроватке малыш. Братья молча смотрели на него, и на глазах у них выступили слезы. Иоганна поняла, что лучше оставить их наедине друг с другом; она тихонько пошла к двери. Но не успела она взяться за дверную ручку, как ее окликнул Винсент и, указывая на вышитое одеяльце, с улыбкой сказал:

– Не надо так кутать малыша, сестрица.

Иоганна бесшумно затворила за собой дверь. Винсент, снова залюбовавшись ребенком, почувствовал страшную тоску бобыля, которому суждено умереть, не оставив после себя потомства.

Тео как будто прочел его мысли.