Читать книгу "Наследство Карны - Хербьерг Вассму"

Он поднял на нее глаза, но промолчал. Они вообще почти не разговаривали. Она прошла по всем комнатам. Все осмотрела, не выдавая своих мыслей и чувств. Он держался поодаль. Потом позвал ее пить кофе.

Дина подняла голову и прислушалась. Среди криков чаек различила крик кулика-сороки. Казалось, кто-то угрожает его недавно вылупившимся птенцам. Потом она отрезала кусок вяленой оленины и протянула ему через стол на кончике ножа. Он взял оленину. Свой кусок она положила в кофе.

— У кого ты этому научилась? — спросил он.

— У Стине.

— Ты и в Берлине так делала?

— Нет. В каждом месте свои обычаи.

Юхан равнодушно жевал темное жесткое мясо.

— Тебе не нравится?

— Не очень.

— А зачем же ты его ешь?

Он перестал жевать. Потом зажевал снова.

— Потому что его мне дала ты.

Она встала, взяла ключи от погреба и подняла западню.

— Что тебе там нужно?

— Хочу посмотреть, не осталось ли там вина.

— Давай я посмотрю!

— Нет, я хочу сама!

Он слушал, как она возится в темноте. Потом решил, что прошло уже достаточно времени, глянул вниз и окликнул ее. Она не ответила, и он спустился в погреб.

Здесь пахло проросшим картофелем, бочками с солониной, консервированными ягодами и плесенью. Кадушками со старой солью. Мхом и старым деревом. Или? Да, солеными водорослями и семенами.

Дина стояла перед винными полками и не слышала его. Он поднял фонарь, который она поставила на бочку. Погреб был не пустой, но и далеко не полный, как когда-то. Юхан помнил его другим.

В детстве он боялся погреба. И хотел рассказать ей об этом в ответ на ее рассказ о том, как она прыгала в сено… Но ее зловещая тень на стене удержала его.

Дина читала этикетки на бутылках. Выбрав две бутылки, она поставила их на пустую полку и заперла сетчатую дверцу.

Юхан поставил фонарь обратно на бочку и схватил одну из бутылок. Потом поднял голову и встретился с ней глазами. Она смотрела на него с вызовом. И с вопросом.

— Здесь есть три бутылки сотерна и несколько бутылок сен-жульена и рейнское. А это бутылка красного, но я не могу разобрать этикетку. Выпьем?

Разве мог он забыть этот презрительный взгляд?

Они мерили друг друга глазами. Потом оба протянули руки, чтобы взять бутылку. Ее рука коснулась его, и он выронил бутылку на каменный пол. Вино и осколки брызнули во все стороны.

Воцарилась тишина. Слышалось только их дыхание. Их тени, как тролли, шевелились на сводах погреба.

— Тебя не задело? — шепотом спросил он. Но эхо ждало здесь слов не одну сотню лет.

— Ты в порядке? — повторил он.

Она не ответила.

Он подошел к ней. Прижал ее к холодной каменной стене. Его охватило чувство, похожее на торжество. Все подчинялось его воле. Она и не знала, что у него есть воля. До сих пор не знала.

Он все время ждал этого. А она? Понимала ли она, что Юхан Грёнэльв вернулся в Нурланд не для того, чтобы взглянуть на не доставшуюся ему отцовскую усадьбу? Что вернулся не пастор, надеявшийся получить подачку от жены своего отца?

Она не двигалась. Выжидала. Словно прикидывала выигрыш и проигрыш. Потом обхватила руками его шею и притянула его к себе.

Юхан испытан освобождение. Победу. Не над ней, но над пастором. Он нашел ее губы. Руки его скользили по ее телу с жадностью, какой он в себе даже не подозревал. Ее платье расползлось, словно было сшито из паутины. Обнажилась «грудь.

Их тени сплелись. Они двигались, то вырастая, то уменьшаясь.

Юхан поднял ее на бочку, стоявшую у стены.

Он чувствовал в себе необузданную силу. Это была не месть и не реванш. Только удары сердца. Тяжелые, беспомощные толчки. И стоны! Сдерживаемые, громкие, приносящие облегчение. Желать жену отца своего! Он хотел этого, достиг и теперь наслаждался этим.

Потом его руки еще долго дрожали, ощущение ее кожи было как ласка. Все в порядке. Он вернулся домой.

Они поели холодного жаркого, которое Дина привезла с собой. Соус не грели. Не получилось. Дина не могла стоять и смотреть в кастрюлю. О картошке никто из них даже не вспомнил. От них еще пахло погребом. И они выпили почти две бутылки вина.

Было очень светло. Черт бы побрал этот июнь в Нурланде, подумала Дина. Или это подумал Юхан?

Сначала они расположились в столовой. Но там было слишком пусто. Кончилось все столом на кухне.

Юхан смеялся. Этот серьезный человек, поездивший по свету, научился смеяться. Он отрезал толстый кусок мяса и протянул Дине. Они ели, облизывая пальцы.

Лиф ее платья был раскрыт. После погреба пуговиц на нем не осталось. Его глаза были прикованы к ее груди.

— Я никогда не знала тебя, — заметила она.

— Я тоже.

— Когда ты стал таким?

Он задумался.

— Когда понял, что умру, не позволив себе ничего испытать.

Она не спускала с него глаз.

— Я думала, что внушаю тебе отвращение. Ведь я была грешница! Помнишь?

— В таком случае, именно это и сдерживало меня. Я так боялся всего, что скажут люди. Думал, что это видно. Страсть… Я не понимал, что страсть и любовь могут быть одним и тем же.

— А могут? — спросила она.

Юхан внимательно посмотрел на нее:

— Я бы хотел, чтоб мы думали одинаково. — Он отложил мясо и схватил ее руку. — А ты как смотришь на это?

— Думаешь, из меня получилась бы пасторша?

— Да! Если бы Иаков не…

В ее глазах мелькнуло грустное недоверие.

— Нет, Юхан, я бы погубила тебя, — проговорила она еле слышно.

— Почему?

— Так мне суждено.

Они сидели в креслах в курительной. Дина пускала к потолку колечки дыма. Юхан рассказывал про Америку. О Фоме и Стине. Они много трудились, но им там нравилось.

— Стине еще в молодости мечтала об Америке, — заметила Дина.

— Это твое возвращение в Рейнснес заставило их уехать?

Она взглянула на него и насторожилась.

— Почему это могло заставить их уехать? — спокойно спросила она.

— Не знаю. Но когда-то давно… Ведь между тобой и Фомой что-то было?

Она ушла на кухню и принесла графин воды и стакан. Стоя к нему спиной, большими глотками выпила воду. Все время она держала в руке сигару.

— Вяленое мясо было очень соленое.

Наконец она села и с вызовом посмотрела на него, словно он был в чем-то виноват.