Читать книгу "Птица малая - Мэри Д. Расселл"

Внезапно замолчав, Сандос наконец отвернулся от них. Никто не двигался, они прислушивались к его неровному дыханию, то замедлявшемуся, то вновь ускорявшемуся.

— Джон остается, — сказал он в конце концов. — Все остальные — вон.

Дрожа, он смотрел на Джона Кандотти, дожидаясь, пока все выйдут. Направляясь к выходу, Джулиани грациозно переступил через обломки на полу; брат Эдвард помедлил у двери, подождав, пока пройдет Фелипе Рейес, сжавший белые губы, но наконец тоже ушел, с тихим щелчком затворив дверь. Больше всего сейчас Джон хотел отвернуться, уйти вместе с остальными, но он знал, для чего он здесь, поэтому остался и постарался быть готовым к тому, что придется услышать.

Когда они остались одни, Сандос снова начал расхаживать и говорить, и пока он незряче метался из угла в угол, с его губ срывались тихие ужасные слова:

— Спустя какое-то время новизна развлечения сошла на нет, и приходить стали главным образом охранники. Теперь меня держали в маленькой каменной комнате без светильников. Было очень тихо, и я слышал только свое дыхание и кровь, звенящую в ушах. Затем дверь открывалась, и я видел за ней вспышку света. — Эмилио ненадолго умолк, не понимая, что тут явь, а что — сон, обернувшийся кошмаром. — Я никогда не знал, принесли они еду или… или… Они держали меня в изоляции, потому что мои крики беспокоили остальных. Моих коллег… Тех, кого ты видел на рисунке, — тогда, в Риме, помнишь? Наверное, это нарисовал кто-то из гарема. Мне его передали однажды вместе с едой. Ты и представить не можешь, что я почувствовал. Бог оставил меня, но кто-то помнил и думал обо мне.

Тут он остановился и в упор посмотрел на Джона Кандотти, оцепеневшего, точно кролик под взглядом кобры.

— В конце концов я решил, что убью следующего, кто войдет в эту дверь, следующего, кто… коснется меня.

Сандос опять зашагал, вскидывая и опуская руки, стараясь объяснить, заставить Джона понять.

— Я… Бежать было некуда. И я подумал: «Я должен перейти к нападению, и тогда меня оставят в покое. Тогда меня убьют». Я думал: «В следующий раз, когда кто-нибудь придет сюда, один из нас умрет. Мне все равно кто». Но это была ложь. Потому что мне было не все равно. Они меня заездили, Джон. Они меня заездили. Я хотел умереть.

Снова остановившись, он беспомощно взглянул на Кандотти:

— Я хотел умереть, но вместо меня Бог взял ее. Почему, Джон?

Джон этого не знал. Но этот вопрос ему много раз задавали неутешные осиротевшие люди, и он ответил Эмилио так, как отвечал им:

— Потому, я полагаю, что души не взаимозаменяемы. Ты не можешь сказать Господу: «Возьми меня взамен».

Сандос не слушал.

— Я не спал — долгое время. Я ждал, когда дверь откроется, и думал о том, как убить без помощи рук…

Он все еще стоял перед Кандотти, но больше не видел его.

— Итак, я ждал. Проваливался в сон на несколько минут. Но было так темно, что сознание стало путаться, и я уже не понимал, открыты мои глаза или закрыты. А потом услышал шаги, поднялся и встал в дальнем углу, чтобы можно было разбежаться, и дверь открылась, и я увидел силуэт, и он был какой-то странный. Мои глаза узнали ее, но тело было на взводе. Это было как… камень из пращи. Я врезался в нее с такой силой… Джон, я слышал, как в ее груди сломались кости.

Эмилио отчаянно пытался смягчить удар, спружинив своими загубленными руками, но прежде чем смог их поднять, оба они врезались в каменную стену, и столкновение сокрушило Аскаму.

Он обнаружил, что лежит на полу, удерживая свой вес на коленях и локтях, а под ним — смятое тело Аскамы, и ее лицо так близко к его лицу, что он смог расслышать ее шепот. Девочка улыбнулась ему — кровь пузырилась на губах, сочилась из ноздрей. «Видишь, Мило? Твоя семья пришла за тобой. Я нашла тебя для них». Затем он услышал голоса, человеческие голоса, и поднял взгляд от трупа Аскамы, ослепленный светом второго восхода, льющимся в открытую дверь. Увидел их глаза с одной радужной оболочкой, не веря себе и страшась, как, наверное, боялась его Аскама, впервые встретившись с ним. Увидел, как потрясение сменилось отвращением.

— Боже, вы убили ее, — сказал мужчина постарше.

Затем он умолк, разглядев ошейник, усыпанный драгоценными камнями, нагое тело, украшенное пахучими лентами, засохшие и кровавые свидетельства последнего рода занятий священника.

— Боже, — повторил он.

Второй из них кашлял и прижимал к носу рукав, прикрываясь от вони, в которой смешались запахи крови, пота, духов.

— Я By Ксинг-Рен, а это мой коллега, Тревор Исли. Организация Объединенных Наций, комитет внешних сношений, — наконец сказал он. И добавил, не сдержав презрения в голосе: — А вы, должно быть, отец Сандос.

Тут раздался звук, похожий на смех, шокирующий и возмутительный, который перешел в поскуливание и визг. Истерика длилась долго и прекратилась только тогда, когда Эмилио выдохся. Но они так и не добились от него ничего вразумительного.

— Почему, Джон? Почему все случилось именно так, если этого не хотел Бог? Я думал, что понимаю…

Его голос смолк, и Кандотти ждал, не зная, что сказать или сделать.

— Сколько же лет прошло, Джон?

Застигнутый врасплох внезапной сменой темы, Джон нахмурился и покачал головой, не поспевая за мыслями Сандоса.

— А я подсчитал. Двадцать девять лет. Я запутался в вопросах времени, но мне было пятнадцать, а сейчас вроде как сорок пять…

Сандос осел на пол. Подойдя к нему, Джон опустился рядом на колени, а Эмилио плакал, шепча слова, тихие и четкие:

— Понимаешь, я знаю множество людей, давших обет безбрачия, заключивших соглашение. Они по-разному следуют ему, кто-то даже ищет окольных путей. Но штука в том, что я этого не делал. И я… я думал, что понял. Это была тропа к Богу, и я думал, что понял. Бывают моменты, Джон, когда твоя душа подобна огненному шару, и она тянется ко всему и ко всем одинаково. Я думал, что понял.

Эмилио вытер глаза, прерывисто вздохнул, а когда вновь заговорил, его голос был нормальным, обыденным, усталым и от этого звучал еще печальнее:

— Как бы то ни было, мне исполнилось, кажется, сорок четыре, когда это… когда… это случилось, — выходит, прошло около двадцати девяти лет.

Его губы растянулись в ужасную улыбку, и он начал смеяться, поблескивая безрадостными глазами.

— Джон, если это сделал Бог, то сотворить такое с давшим обет безбрачия — дьявольская шутка. А если Бог этого не делал, то кто тогда я? — Он беспомощно пожал плечами. — Безработный лингвист с множеством мертвых друзей.

Он снова заплакал.

— Они погибли оттого, что я верил. Джон, они все мертвы. Я так старался понять, — прошептал Сандос. — Кто может простить меня? Я не уберег своих друзей…

Джон Кандотти притянул его к себе, обхватив руками и раскачиваясь, пока они оба плакали. Затем Джон прошептал: