Читать книгу "В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди"

Нет, это действительно было.

Ich habe nichts davon gewufit. Ты рассказал мне эту историю в тот первый наш вечер. Я уже была влюблена в тебя, когда ты ее рассказывал. А потом… — я с трудом сглотнула, — потом я подумала, что ты самый замечательный человек, которого я когда-либо ветречала. Ну не дура ли я была? Тем более что потом случился спектакль с твоим исчезновением. Мне тогда надо было все понять. Но ты украл мое сердце, ты, негодяй…

Сара, мое сердце по-прежнему принадлежит тебе…

Лжец.

Это правда

Если бы это было правдой, ты бы никогда не назвал Эрика. Но ты подумал, что проскочишь. Подумал, что я никогда не узнаю.

Он заплакал:

Прости.

Извинения не принимаются. Ты и Эрик — вы были моим миром. Теперь его нет.

Дорогая, я по-прежнему здесь, с тобой.

Нет, тебя не существует.

Сара, прошу тебя, умоляю…

Убирайся.

Не делай этого.

Убирайся.

Он сделал шаг, протянул ко мне руки.

Я люблю тебя, — сказал он.

Не смей произносить эти слова.

Я люблю тебя.

Вон, сейчас же!

Я…

Он попытался обнять меня. Я закричала, чтобы убирался. А потом принялась лупить его. Я била его по лицу, по голове. Он не оказывал ни малейшего сопротивления, даже не защищался. Совершенно неожиданно я тоже разревелась. У меня началась истерика. Мои удары ослабели. Я рухнула на пол, заливаясь слезами. Он снова попытался прикоснуться ко мне. На этот раз я размахнулась кулаком и заехала ему прямо в рот. Он отлетел назад, прямо на тумбочку. Тумбочка опрокинулась вместе с настольной лампой, и он упал рядом с нею. Моя истерика вдруг разом прекратилась. Мы изумленно уставились друг на друга. Он тронул свои губы. Они были в крови. Он встал и, пошатываясь, направился в ванную. Я не могла пошевелиться. Прошла минута. Он вышел, прикрывая рот носовым платком. Платок был испачкан кровью. Он не сказал ни слова Я начала подниматься с пола. Он протянул мне руку, предлагая помощь. Я отказалась. Я прошла на кухню. Взяла посудное полотенце. Из морозилки достала кусок льда, завернула его в полотенце и вернулась в гостиную.

Держи, — сказала я, протягивая ему лед. — Это снимет опухоль.

Он взял ледяной компресс и приложил его к губам.

Я хочу, чтобы ты ушел, Джек. Сейчас.

Хорошо, — пробормотал он.

Завтра я соберу твои вещи. Оставлю тебе в офисе сообщение, когда меня не будет дома, чтобы ты мог прийти и забрать их.

Давай поговорим завтра…

Нет.

Сара…

Больше никогда мне не звони.

Сара…

И отдай мне ключи от этой квартиры.

Давай подождем до завтра, прежде чем…

Ключи! — потребовала я, на этот раз уже громко.

Он нехотя достал из кармана связку и снял с брелока два ключа. Вложил их в мою протянутую руку.

А теперь потрудись уйти, — сказала я и ушла в спальню, заперев за собой дверь.

Я упала на кровать. Джек долго стучал в дверь, умоляя впустить его. Я накрыла голову подушкой, чтобы не слышать его голос. В конце концов стук; прекратился.

Я позвоню тебе, — крикнул он из-за двери. — Пожалуйста, постарайся простить меня.

Я не ответила. Лишь плотнее прижала к голове подушку.

Я не вышла из спальни, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Злость уступила место холодному прозрению. Конечно, не могло быть и речи ни о каком прощении. То, что совершил Джек, нельзя было простить. Он убил мою любовь и доверие, всё, что нас связывало. Он предал Эрика. Предал меня. Да, я понимала причины, вынудившие его сдать моего брата. Да, я понимала, под каким давлением он находился. Но я все равно не могла оправдать его. Если глупость или опрометчивость еще можно простить, то циничный и продуманный поступок — ни за что. Да, согласна, рано или поздно Эрика выдал бы кто-то из бывших «попутчиков». Но разве могла я лечь в постель с человеком, который выдал моего брата? Вот что особенно удивило меня в поведении Джека: как же он не просчитал, что, показывая пальцем на моего брата, он убивает нашу совместную жизнь? Ведь он знал, что мы с Эриком неразлучны. Он знал, что Эрик был моим единственным родным человеком. Конечно, я всегда чувствовала, что он втайне ревнует к тому, что мы так преданны друг другу. Не потому ли он все это затеял? А может, за его поступком скрывалась более неприглядная правда: что Джек Малоун был моральным трусом? Человеком, который боится трудностей — и, оказавшись перед решающим выбором, всегда хватается за удобный вариант, гарантирующий самосохранение? Он побоялся написать мне о том, что Дороти беременна. Спустя годы, когда он совершенно случайно вернулся в мою жизнь, ему удалось уговорить меня понять тот стыд, который заставил его исчезнуть так надолго. И я, дура, поддалась на его сладкие речи, страстные извинения. Впустив его обратно в свою жизнь, я запустила процесс, который в конце концов привел к смерти моего брата.

И вот, распластанная на кровати, я снова услышала голос брата, эхом пронесшийся в голове. «Забудь его, — не раз повторял он мне в тот первый год, когда я особенно сильно страдала по Джеку. — Он ничтожество».

Так же ясно я помнила ту ужасную встречу в баре отеля «Сент-Моритц» — когда Эрик явился пьяным и вел себя настолько вызывающе, что Джек плеснул ему в лицо коктейлем.

Они всегда ненавидели друг друга… хотя оба и отрицали это. Когда федералы прижали Джека, требуя назвать имя коммуниста, не пришла ли ему в голову мысль: теперь я наконец поквитаюсь с этим сукиным сыном?

Впрочем, теперь все эти рассуждения были бессмысленны. Потому что отныне я твердо знала: больше никогда в жизни у меня не будет ничего общего с Джеком Малоуном.

Зазвонил телефон. Я проигнорировала звонок, Через час доставили цветы. Я отказалась принимать их, наказав курьеру отнести их на ближайшую помойку. Ближе к вечеру пришла телеграмма, Я порвала ее, даже не вскрыв. В шесть часов раздался звонок в дверь. Звонили в течение пятнадцати минут. Когда наконец все смолкло, я выждала еще пятнадцать минут, выглянула из двери и проскользнула в подъезд. У двери подъезда лежал конверт. Я подняла его. Узнала почерк на конверте. Вернулась к себе и выбросила письмо в мусорное ведро. Потом надела плащ, подхватила пишущую машинку и чемодан, который собрала чуть раньше. Я закрыла за собой дверь и поплелась со своим багажом к выходу.

На улице меня поджидал Джек — сгорбившийся, бледный, потерянный, промокший от дождя.

Уходи, — прокричала я.

Он с тревогой оглядел мой багаж:

Что ты делаешь?

Уезжаю.

Куда?

Тебя это не касается, — сказала я, спускаясь по лестнице.