Читать книгу "Сулла - Евгений Смыков"

Сулла также постарался отделить консульскую власть от военной — очевидно, чтобы никто не повторил его собственный опыт, когда он в 88 году добился консульства во главе преданной ему армии. Для этого консулы лишались высшей власти — империя — за пределами городской черты Рима и тем самым права командовать войсками (Цицерон. К близким. I. 9. 25).

Сулла сделал поистине царский подарок сенату — вернул под его власть суды присяжных (Беллей Патеркул. П. 32. 2). Это не только укрепляло власть patres, но и давало им неплохую возможность наживаться на получении взяток при решении судебных дел, чем они и воспользовались.[1320] Заодно было поставлено на место и всадническое сословие, которое в прежние времена не прочь было продемонстрировать свою силу приговорами сенаторам. Дело было не в том, что Сулла испытывал какуюто особую ненависть к всадникам35,[1321] — просто он считал, что они должны стоять ниже patres и уж тем более не вершить их судьбу. Видимо, тогда же был издан закон, прямо направленный против достоинства всадников, — в театре их лишили права сидеть на специально отведенных для них местах.[1322]

Кроме того, Сулла решил пополнить сенат, который лишился изза войн и террора последнего десятилетия около 200 человек, в том числе 24 консуляров и 60 преториев (Евтропий. V. 9. 2; Орозий. V. 22. 4). Для исправления ситуации диктатор сделал сенаторами 300 человек — разумеется, своих приверженцев (Аппиан. ТВ. I. 100. 468; Ливии. Периоха 89). Ливии и Аппиан пишут, что это были всадники, но Саллюстий уверяет, что среди новых patres были и простые солдаты (Заговор Катилины. 37.6). Однако здесь мы имеем дело с преувеличениями пропагандистского характера. Речь шла, очевидно, о бывших солдатах, которые дослужились до центурионовпримипилов. Разбогатев, они вполне могли получить всадническое достоинство, открывавшее дорогу в сенат. В 216 году после гибели множества сенаторов в битвах при Каннах и Тразименском озере диктатор Марк Фабий Бутеон ввел в сенат 177 человек, в том числе и тех, кто получил за боевые заслуги гражданский венок или привез домой снятые с врага доспехи (Ливии. XXIII. 23. б).[1323] Но тогда речь шла об отличившихся в боях с карфагенянами, а теперь — о победителях в гражданской войне.

Пополнение сената примечательно и в том отношении, что Сулла взял на себя функции цензоров, которых, кстати, должно было быть двое. Именно они занимались составлением списка сенаторов. При этом собственно ценз не проводился — диктатор действовал келейно, предоставив комициям лишь утвердить списки угодных ему лиц. Такую же операцию он проделал и с самим народным собранием, даровав права римского гражданства десяти тысячам рабов, принадлежавших проскриптам. Они стали называться в честь своего освободителя Корнелиями и, очевидно, должны были поддерживать его в комициях (Аппиан. ГВ. I. 100. 469). Перемены коснулись и жреческих коллегий. Сулла увеличил число понтификов и авгуров до пятнадцати. Он также отменил выборы на высшие жреческие должности в комициях и восстановил прежний порядок кооптации (Ливии. Периоха 89; Дион Кассий. XXXVII. 37. 1).

Все эти реформы производят странное впечатление. Диктатор, казалось бы, укреплял власть и авторитет сената, ставя под его контроль суды присяжных и деятельность магистратов вплоть до плебейских трибунов. Но в то же время он ввел в его состав триста человек не самого благородного происхождения. В свое время сенат избежал подобного вливания «свежей крови» при Гае Гракхе и Марке Друзе, которых считали опасными смутьянами, но теперь их замысел провел в жизнь, казалось бы, защитник «порядочных» — Сулла.[1324] Он откровенно проигнорировал мнение «лучших людей», которые вряд ли одобрили бы такую акцию. Многим из них не мог понравиться и рост числа должностей. Если раньше становился консулом каждый третий претор (два из шести), то теперь лишь каждый четвертый (два из восьми).[1325] Увеличение числа магистратур не коснулось консулата; выход из положения найдут только в эпоху Империи, когда несколько человек будут занимать неполный срок консульскую должность.[1326]

О даровании прав гражданства десяти тысячам рабов проскриптов и говорить нечего. «Смутьянов» постоянно обвиняли в том, что они призывают к мятежу рабов, обещая им свободу. А борец со смутой Сулла сделал такое, что ни Сульпицию, ни Марию, ни Цинне и в голову бы не пришло. Марий лишь сделал гражданами две когорты камерийцев, но их было меньше тысячи, и они не были рабами. Корнелии, как предполагается, должны были обеспечивать проведение в комициях угодных Сулле законов — ведь это были молодые и сильные люди.[1327] Правда, неизвестно, насколько активно они выполняли эту роль. Но в любом случае сенат покорно проглотил самочинные действия диктатора — его полномочия позволяли это…

Очевидно, что уважать сенат, с которым не считался даже восстановитель его прав, никто не собирался. А ведь только в том случае, если patres окажутся сильнее магистратов и наместников, сработали бы законы Суллы, ограничивавшие их власть. Очевидно, что уже тогда молодой Цезарь, глядя на происходящее, учился презирать сенат.[1328] Но вряд ли Сулла планировал тот эффект, который возымели его законы в будущем, — скорее всего, он вообще не задумывался об этом. Он наградил своих сторонников, а как они будут выяснять отношения между собой потом — не его дело.

И все же главная идея сулланского законодательства ясна. В свое время Полибий восторгался римским государственным строем, в котором, по его мнению, разумно сочетались монархия, аристократия и демократия. Однако в условиях гражданских войн такое сочетание позволило «демократам» едва ли не на равных состязаться со сторонниками традиционных порядков. И своими мероприятиями Сулла решил уничтожить губительное для власти аристократов равновесие. Насколько ему это удалось — другой вопрос.