Читать книгу "Тень скорби - Джуд Морган"

Шарлотта отвернулась. Таков был Джордж Смит: кажется, что ныряешь в бездонные глубины, а получается, что стоишь по щиколотку в воде, на мели. Она решила скрыть разочарование под язвительностью.

— Простите, мистер Смит, это очень глупо с моей стороны, но я не способна радоваться, когда надо мной смеются. Это во мне, безусловно, говорит суровый кромвелевский пуританизм[116].

— Знаете ли, смех может выражать восхищение, — ответил мистер Смит, нисколько не теряясь. — Кроме того, Теккерей первым бы признался — если бы кто-то выудил из него серьезное признание по поводу литературы, — что автор «Джен Эйр» едва ли должен стоять ниже автора «Ярмарки тщеславия». Хотя, как вам известно, многие поставили бы их в обратном порядке. — Он сделал небольшую паузу, позволяя словам осесть в сознании, потом взглянул на часы. — Мне пора на конную прогулку.

Из окна гостиной Шарлотта и миссис Смит наблюдали, как легко и прямо он держится в седле.

— Джордж почему-то решил, что растолстеет, если не будет упражняться, что у него это в крови, — сказала миссис Смит. — Его отец действительно набрал немного лишнего веса в более зрелом возрасте, но в Джордже я такого не замечаю. Несмотря на это, я поощряю его конные прогулки, потому что так он бывает на свежем воздухе и отрывается от своего письменного стола. Как вы прекрасно знаете, мисс Бронте, он работает просто-таки на износ. Он чувствует, какая на нем ответственность. Знаете, Джорджу едва исполнилось двадцать, когда к нему перешла роль главы семейства; от него очень много зависело и зависит до сих пор. Он всякий раз обязан делать только правильный выбор. Ошибкам фактически нет места.

Проницательная, внимательная, непреклонная миссис Смит, сумевшая окружить Шарлотту искренним гостеприимством, сглаживала робкое молчание гостьи, чувствовала, когда на нее находили сокрушительные головные боли, исполняла роль скромного и умелого гида, показывая достопримечательности Лондона. Надо признать, что Шарлотте едва ли доводилось встречать такую благожелательность в других женщинах. Странно, что время от времени в этом ярком худом английском лице ей чудился мечтательный, убийственный взгляд мадам Хегер.

Теккерей, ничуть не обидевшись, пригласил Шарлотту на ужин в свой радушный дом с эркерами в Кенсингтоне. Подобралось общество хорошо воспитанных и хорошо одетых, литературно образованных леди. Шарлотта сразу же — по взглядам, которые на нее украдкой бросали, по поглаживанию шеи, по мимолетным улыбкам — поняла, что ей не о чем с ними говорить. Проверка началась после ужина, когда мужчин оставили наедине с портвейном. Одна из дам, следуя законам гостеприимства, взялась составить Шарлотте компанию.

— Нравится ли вам Лондон, мисс Бронте?

Подумав, Шарлотта ответила:

— Дай нет.

Дама как-то по-птичьи нахохлилась, вздохнула, отвернулась. Почему? Ведь такой вопрос, безусловно, достоин серьезного рассмотрения. К счастью, в комнате находилась гувернантка дочерей Теккерея: хоть с кем-то можно поговорить.

Теккерей, раскрасневшийся от портвейна, ненадолго присоединился к ним, потом, кривясь, извинился и исчез. Позже Джордж Смит сказал ей, что тот ездил в свой джентльменский клуб.

Шарлотта не удивилась. В каком-то смысле, подумала она, он его и не покидал.

— Вы никогда не позировали для портрета? — спросил в экипаже мистер Смит.

— Нет… то есть да. — Шарлотте пришлось выдавить эти слова из памяти. — Своему брату. Он учился на художника. Однажды он писал наш групповой портрет, а себя нарисовал в середине. Хотя, конечно, с четырьмя не может быть середины… — Невероятно, как боль проходит через годы: какой свежей остается рана. — Но это другое. Он знал меня лично. А мистер Ричмонд… в его распоряжении будет только моя внешность. Да поможет ему Господь.

— О, но ведь это его ремесло, его гений. Он изучает лица, читает, переводит. Мне кажется, я видел, как вы проделываете то же самое, мисс Бронте.

— Не знала, что я настолько прозрачна.

Казалось, он оставил при себе какой-то ответ.

— Что ж, уверяю вас, это не займет много времени. И мне будет очень приятно послать портрет вашему достопочтенному отцу. Наглядное доказательство вашей, мисс Бронте, славы.

Шарлотта вжалась в угол коляски. Она-то как раз могла бы обойтись без наглядных доказательств.

— Нет, — сказала Тэбби, вглядываясь в портрет над каминной полкой, пятясь, подходя ближе, тряся вторым подбородком, — нет, не похоже. Он дорисовал тебе лишних лет.

«Лишних лет? — подумала Шарлотта. — Как такое возможно?» А потом вздрогнула от скуки собственного несчастья, от неизбежности своего «я».

Наглядное доказательство ее славы: оно также явилось в образе мужчины, похожего на красивую разговорчивую лошадь; великий деятель и мыслитель, доктор, реформатор образования и прочее; большой охотник и коллекционер знаменитостей, к которым Шарлотте теперь приходилось причислять себя. Человек, с наивысшей степенью категоричности отвергающий ответ «нет»: сэр Джеймс Кей-Шаттлворт. Даже его имени, думала Шарлотта, было слишком много, и она мысленно переименовала его в Шаттлкока[117], хотя по округе начали гонять именно ее. Визита в его поместье в Готорпе, где Шаттлкок очаровательно докучал ей, оказалось недостаточно, и он продолжал изводить ее любезностями и приглашениями. Но папа во всем поддерживал Шаттлкока, поскольку не мог не учитывать его северных корней. Общество вокруг «Смит, Элдер и Ко» в Лондоне по-своему хорошо, казалось, намекал он, но следует заводить знакомства ближе к дому… На что, собственно, он намекал? На какую-то опасность в обществе Джорджа Смита?

Что ж, хотя Шарлотта хранила молчание, она тем не менее легко могла успокоить папу. Это абсурдно. Начать с того, что Джордж Смит хорош собой (даже красив — да, позволим это), младше ее и успешен в обществе — одним словом, он просто создан, чтобы жениться на какой-нибудь золотой куколке. Во-вторых, ее сердце слишком омертвело для таких порывов. Она проверяла это. Как? Путем эксперимента. Она позволила себе предположить — в качестве своего рода гипотезы, — что пропасть между его привлекательностью и ее серостью возможно преодолеть; что его социальные и финансовые ожидания не имеют значения; что бдительность его матери можно обмануть; что через восхищение ею как писательницей Джордж Смит придет к другому виду восхищения. Итак, сведи воедино все эти воображаемые условия, а затем прислушайся к сердцу.

Ничего. Или разве что волнение, но не настолько сильное, чтобы переживать по этому поводу. С самого начала общения с Джорджем Смитом Шарлотта знала, что ради него она не опустит рук. На самом деле теперь она сомневалась, что вообще когда-нибудь опустит руки: просто будет продолжать цепляться за обломок, барахтаться в воде и смотреть, как наступает неизбежная ночь.