Читать книгу "Добрые люди - Артуро Перес-Реверте"

– Да уж.

– С другой стороны, нельзя же все время выигрывать.

– В том-то и дело… А кое-кому и по первому разу не везет.

Гость искоса посматривает на забулдыгу, дремлющего у стола; Дюран, перехватив его взгляд, небрежно машет рукой.

– Ты чего приехал сюда?

– По делам.

– А что за дела?

Рапосо снова косится на спящего. Дюран, поразмыслив секунду, встает, подходит е нему и трясет за ворот.

– Допивай, Марсель, я закрываюсь. Ступай домой и проспись хорошенько. Ну-ка, давай…

Человек послушно поднимается на ноги и позволяет хозяину довести себя до дверей. Когда они остаются одни, Дюран подливает вина Рапосо, который садится на место.

– Может, чего-нибудь съешь?

– Позже. – Рапосо проводит рукой по бакенбардам и небритым щекам, чья жирная кожа лоснится при свете огня. – А сейчас ответь-ка мне на пару вопросов.

Хозяин смотрит на него с вновь проснувшимся любопытством.

– Выглядишь ты так себе.

– Ужасно устал. Пять лиг тащился верхом, в такую собачью погоду.

– Видимо, на то имелись причины. – Дюран выжидающе улыбается.

– Еще бы.

Рапосо делает глоток вина, затем еще один. Плотно обхватив стакан руками, согревает ладони.

– Хочу задать тебе несколько вопросов.

Дюран подмигивает, вновь раскуривая погасшую трубку с помощью тлеющей головешки, которую вытаскивает из очага.

– Надеюсь, ответы мне известны…

– Они тебе, безусловно, известны.

Рапосо засовывает пальцы в карман жилета, достает три золотых луидора и трясет их в кулаке, от чего те мелодично звякают, затем прячет обратно. Хозяин задумчиво кивает, выпуская изо рта целое облако дыма с такой задумчивостью, словно слушает музыку.

– Говори. Я слушаю.

– У тебя хорошие отношения с местными властями?

– Отличные. Мэр – мой приятель, он сюда частенько приходит. Его зовут Руйе, и он крестный моей дочери. Мы тут, в нашем городе, все меж собой знакомы… Нас всего-то триста восемьдесят человек, если заодно сосчитать и дома в окрестностях.

– А как тут у вас с полицией?

Дюран смотрит на своего собеседника недоверчиво, долго затягиваясь трубкой. В следующее мгновение хмурится.

– Сержант и четверо солдат сельской гвардии, у нас ее называют мaréchausséе… Охраняют посменно дежурный пункт на той стороне реки, а заодно поглядывают и на проезжих. Но я бы не сказал, что они из кожи вон лезут.

– Ясно… А где у них казарма?

– Прямо здесь, в ратуше… Возле церкви.

– Гвардейцы подчиняются мэру?

Дюран вновь выпускает облачко дыма.

– Выходит, что так. Они приписаны к гарнизону Дакса, но на самом деле все родом из нашего города, даже сержант.

Рапосо криво улыбается уголком рта. Улыбкой хищной и опасной.

– А как ты думаешь, как они себя поведут, если узнают, что на постоялом дворе остановились двое английских шпионов?

– Что за чушь ты несешь! – восклицает Дюран.

Открытые чемоданы стоят на большом деревянном ларе, но вещи никто не доставал, а библиотекарь и адмирал беседуют, как обычно, прежде чем отправиться спать. Ужин был сытный – жаркое из зайца, колбаса, сыр и немного местного вина, – и академики долго не спешили покидать гостиную, сидя перед огнем и обмениваясь впечатлениями. Сейчас дон Педро и дон Эрмохенес уже у себя в комнате, которую делят пополам: это просторное помещение с двумя кроватями, разделенными тростниковой ширмой, обтянутой раскрашенной тканью, и с железной печуркой, от которой толку мало, несмотря на то что они только что заложили в нее несколько крупных поленьев. Путешественники не спешат улечься в кровать и продолжают беседу, сидя в креслах напротив печки при свете свечи, стоящей на грубом сосновом столе, где высится стопка книг и лежит отчет о путешествии, который дон Эрмохенес подготовил для Академии. Оба отдыхают после утомительной дороги, на адмирале жилет и рубашка, библиотекарь накинул на плечи одеяло. Беседуют о зоологии, математике, о новом ботаническом саде, который вот-вот откроется в Мадриде под протекцией самого короля, о том, что в Испании необходимо создать Академию наук, которая объединит под своим крылом самых талантливых геометров, астрономов, физиков, химиков и ботаников. Друзья, по обыкновению, ведут искренний и теплый разговор, как вдруг на лестнице слышатся шаги, а в дверь раздаются мощные удары.

– Что такое? – беспокоится дон Эрмохенес.

– Понятия не имею.

Адмирал поднимается с кресла и отпирает дверь. На пороге четверо в синей форме с алой подкладкой и белой портупеей. Вид у них отнюдь не любезный. Штыки отражают свет фонаря, который один из вошедших держит в высоко поднятой руке. На лацкане камзола виднеется нашивка сержанта, вторая рука покоится на наконечнике сабли, вставленной в ножны.

– Одевайтесь и следуйте за нами.

– Что, простите?

– Я говорю, чтобы вы одевались и шли за нами.

Дон Педро обменивается изумленным взглядом с доном Эрмохенесом.

– А можно узнать, что…

Не дав закончить фразу, сержант кладет руку на грудь адмирала и толкает его, отстраняя от двери.

– Что за произвол? – спрашивает оскорбленный дон Педро.

Ему никто не отвечает. Сержант стоит перед ним с угрожающим видом, в то время как трое гвардейцев врываются в комнату и осматривают все углы, переворачивают бумаги и роются в чемоданах. Пораженный дон Эрмохенес отступает к кровати, жалобно поглядывая на адмирала.

– Я требую объяснить, что здесь происходит, – повторяет тот.

– Происходит то, – хамским тоном отвечает сержант, – что вы задержаны.

– Но это безумие!

Сержант стоит перед ним, хмуро глядя ему в глаза. Это старый солдат, сухой и жилистый, с грубой и бессмысленной физиономией и седыми усами.

– Одевайтесь, я сказал. Или пойдете прямо так.

– Пойдем? Куда? И с какой стати?

– Скоро узнаете. У нас впереди много времени.

По знаку сержанта один из гвардейцев целится в дона Педро острием своего штыка. Все еще растерянный, беспомощный, с побагровевшим от стыда и унижения лицом, дон Педро неохотно натягивает на себя камзол, берет плащ и шляпу. Пока он одевается, дон Эрмохенес в отчаянии наблюдает за тем, как гвардейцы конфискуют все бумаги, находящиеся в комнате, и засовывают их в парусиновый мешок.

– Вы не имеете права, – бормочет библиотекарь. – Это частные документы, а мы… мы – уважаемые люди… Я решительно протестую против такого произвола!

Сержант не обращает на него внимания.