Читать книгу "Последний царь - Эдвард Радзинский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тридцатых годах в лагеря и на смерть отправлялись один за другим виднейшие партийцы. В 1935 году пришла очередь и его семьи. Красавица Римма, любимица комсомола, была арестована и отправлена в лагерь. Он было бросился за помощью к Голощекину, но и тот ему помочь не смог.
Теперь он должен был доказать: партия – его семья.
И если партии нужна его дочь…
По-прежнему они встречались на квартире Медведева и вспоминали. Все о том же, о расстреле. Больше в их жизни уже ничего не было. Прозаично вспоминали об Апокалипсисе за чашкой чая. И обсуждали, кто все-таки выстрелил первым.
Сын чекиста Медведева: «Однажды! Юровский пришел торжествующий – ему привезли вышедшую на Западе книгу, где было черным по белому написано, что это он – Юровский – убил Николая. Он был счастлив…»
Но никогда на эти посиделки не приходил их прежний друг Саша Белобородов, тогдашний нарком внутренних дел РСФСР. Как и дочь Юровского Римма, Белобородов поддерживал Троцкого. Накануне ссылки Троцкий жил в его квартире. Белобородов был исключен из партии, но покаялся, перестроился и был восстановлен. И занимал большие должности. Из письма Н. Бялер:
«В 30‑е годы наша семья жила в Париже в посольстве. Мой отец, Бялер Аким Яковлевич, был секретарем военного атташе.
В 1935 году отец привел домой человека, которого представил как Соколова Николая Алексеевича. Была ли это фамилия настоящая? Не знаю. Приезжали из СССР не всегда под своей фамилией. Почему я его запомнила? Ведь я видела в посольстве и в нашем доме очень много знаменитых в то время людей. Приезжали со своими экипажами Чкалов и Громов, были Тухачевский, Уборевич и Якир… Этого направил в Париж лично Ворошилов. На консультацию к онкологу, которого звали, кажется, профессор Рокар. Мой отец был с ним знаком. Рокар поставил диагноз: рак горла, лечить отказался. Когда об этом доложили Ворошилову, тот приказал: пусть все-таки проведут курс лечения. К Рокару ездил сам посол Потемкин, после чего был назначен курс лечения, в том числе протертая, полужидкая пища 5 раз в день, вот эту пищу готовила Соколову моя мать. Мы с матерью водили Соколова на лечение, гуляли с ним по Парижу, в общем, проводили с ним весь день…
Пишу об этом подробно, чтобы было понятно, почему Соколов был откровенен с моей матерью. О своем близком конце он хорошо знал. Так вот, он рассказал матери, что командовал взводом, который расстрелял царскую семью. Считал, что это грех на его совести… Когда мы вернулись в Москву, отец нам сказал, что Соколов умер в Кремлевской больнице в 1938 году…
Мне мать передала этот рассказ в конце 60‑х годов, после смерти отца, так как дала ему слово, что это навсегда останется между ними…»
Почему же атташе Бялер берет у жены слово не рассказывать никогда о знакомстве с таинственным Соколовым? А потому, что неправду сказал он жене о конце «Соколова», ибо решил не пугать жену. Нет, совсем не в больнице, но действительно в 1938 году окончил жизнь этот «командир взвода, расстрелявшего царскую семью».
Впрочем, «командир взвода» – это такой же псевдоним, как Соколов Николай Алексеевич. Хотя последний – псевдоним насмешливый. Ибо мы помним – так звали знаменитого следователя, занимавшегося расследованием убийства Царской Семьи…
Но кто же он?
Выяснить несложно. Этот человек должен был занимать такую должность, чтобы «сам товарищ Ворошилов» – «Первый маршал» заставлял советского посла в Париже хлопотать об этом странном пациенте. Из всех участников расстрела таким мог быть только один – Александр Белобородов. Жестокий Белобородов. Веселый, беспощадный молодой Белобородов, который оставил навсегда лежать в уральских горах пятнадцать Романовых. Теперь – нарком внутренних дел РСФСР и смертельно больной, несчастный человек, с трудом глотавший жидкую пищу, которую подносила ему на ложечке сердобольная женщина… Но это еще не был его конец. Конец его ждал в Москве.
В 1938 году заберут «кремлевского боярина». И в лубянском доме жалкий, бессильный, придерживая спадающие брюки, познает он многое в этот миг… И уже потом, пройдя сквозь все муки ада, отправится уральский Наполеон к той последней стенке… К «пинку под зад».
Так с пулей в сердце встретил двадцатилетний юбилей казни Семьи Александр Белобородов.
А потом пришла и его очередь.
Длинная вереница титулов товарища Филиппа:
С XII по XV съезд – кандидат в члены ЦК партии, с XV съезда – уже член ЦК. Главный государственный Арбитр при Совнаркоме. И с каждой ступенькой наверх – на ступеньку ближе к смерти.
В 40‑х годах и он выполнил всю неминуемую программу «кремлевских бояр»: ГУЛАГ – расстрел и безымянная братская могила – яма, засыпанная землей.
В яме, предназначенной для них Отцом и Учителем, окончили свои дни расстрелянные Дидковский и Сафаров и командарм Берзин. Лишь Толмачев, единственный из руководителей Урал-совета, – успел погибнуть на гражданской войне.
Но, так или иначе все подписавшие приговор о расстреле погибли от пули.
«Но Давид сказал Авессе: не убивай его; ибо кто, подняв руку на помазанника Господня, останется ненаказанным?» (1 Цар. 26:9)
А непосредственные палачи?
Все, чьи имена нам достоверно известны, скончались в своей постели.
Ну что ж: «Прости им – не ведают, что творят», – молил в свой последний миг последний царь.
В 1938‑м, в том же году двадцатилетнего юбилея убийства Царской Семьи и в том же самом июле умирал от мучительной язвы другой главный участник – Яков Юровский.
Сын чекиста Медведева: «Отец говорил, что в последнее время у Юровского было плохо с сердцем, сильно переживал за дочь. И не мог ничего сделать. Никак помочь ей не мог».
Да, теория оказалась куда легче практики. А на практике отдать дочь… вот и платил железный комендант и сердцем и язвой. Смертельная язва пожирала его внутренности. И уже зная, что умрет, в тот душный июльский день написал он письмо своим детям.
Окруженный бесконечными мертвецами, с отправленной на муки любимой дочерью, в ожидании гибели ближайших друзей – в страшном 1938 году он пишет своим детям… о прекрасном прошлом, настоящем и будущем.
«Дорогие Женя и Шура! 3 июля по новому стилю мне минет шестьдесят лет. Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, особенно о моем детстве и молодости… Сожалею об этом. Римма может вспомнить отдельные эпизоды революции 1905 года: арест, тюрьму, работу в Екатеринбурге.
(Жутковатая фраза! Где тогда могла несчастная Римма вспоминать о годах отца в царской тюрьме? В тюрьме советской, перед которой царская тюрьма ее отца была идиллией, санаторием. – Э. Р.)
В грозе Октября судьба повернулась ко мне самой светлой стороной… много раз видел я и слышал Ленина, он принял меня, беседовал со мной и как никто другой поддерживал меня в годы моей работы в Гохране. Мне посчастливилось близко знать вернейших учеников и соратников Ильича – Свердлова, Дзержинского, Орджоникидзе. Работать под их руководством, соприкасаться с ними по-семейному…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Последний царь - Эдвард Радзинский», после закрытия браузера.
