Читать книгу "Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл"

На мужей-тиранов не действует публичное порицание? Семейные убийства спонтанны, поэтому их невозможно предотвратить? Устаревшие мифы, опровергнутые практикой…

* * *

Будет ли та же модель эффективной в Австралии? Дон Уэзерберн, сотрудник Бюро криминальной статистики в Новом Южном Уэльсе, работает с данными по преступности. В телефонной беседе я рассказала ему об опыте городка из Северной Каролины. Даже на расстоянии было понятно, что он слушал очень внимательно и ловил каждое слово. «Примерно то же самое пытаются делать сейчас полицейские Нового Южного Уэльса. Посмотрите на городок Бурк, – сказал он. – Впервые за много лет домашнее насилие там пошло на убыль. Это неслыханно! Политика кнута и пряника эффективна. Если сделать абьюз очень рискованным и невыгодным, а также предложить какое-то вознаграждение за воздержание от рукоприкладства, результат будет лучше, чем тот, какой дают одни лишь палочные меры».

В небольшом населенном пункте Бурк, расположенном на берегу реки Дарлинг на окраине Аутбэка, живет 2600 человек. Летом здесь так жарко, что плавится асфальт. Потом начинаются дожди и сухая, бесплодная пустыня покрывается зеленью и ковром полевых цветов. Но поселок неблагополучен. В 2013 году в газете The Sydney Morning Herald вышла статья под заголовком «Стоп-лист Брука: здесь опаснее, чем в любой другой точке мира». [26] Наверное, это преувеличение, но за ним стоят реальные факты. В Бруке до недавнего времени был самый высокий уровень преступности во всем Новом Южном Уэльсе. В городке процветало домашнее насилие, часто случались разбойные нападения, квартирные кражи со взломом, автомобильные кражи. В статье приводилась статистика в процентах на душу населения. Согласно этим цифрам, в относительном выражении криминала тут больше, чем в любом другом мегаполисе на планете. Социальные проблемы, с которыми сталкиваются жители Бурка, не уникальны и встречаются и в других местах. И все же у этого поселка есть своя специфика. Треть его обитателей – аборигены, представители более чем двадцати разных языковых групп. В давние времена выживших после Пограничных войн выходцев из нескольких десятков разных племен заставили жить при миссиях, которые находились под безраздельной властью Совета по защите аборигенов. В 1966-м эти резервации закрыли, и многие их бывшие обитатели переселились в Бурк, сформировав новые кланы и разделившись по языковому признаку. Как сказал один из местных жителей, несколько поколений воспитывались под девизом «Держись подальше от любого чужака». [27] Старейшина Алистер Фергюсон на себе прочувствовал, к каким последствиям приводит такое воспитание и какое «тяжелое наследство» оно порождает. Фергюсон вырос в Бурке и видел страшную разобщенность людей. В семьях царило жестокое насилие, служба опеки изымала детей, множество взрослых, да и несовершеннолетних попадали за решетку. Разорвать порочный круг было невозможно. Как показало одно из исследований, дети из Бурка часто проводили ночи на улицах, потому что там было безопаснее, чем дома. Но улица не учила их ничему хорошему, они тоже становились преступниками. Один из социальных работников описывал это так: «Часто спрашивают, почему полиция не забирает малолеток с улицы. Но если бы вы знали, в каких лачугах этим несчастным маленьким заморышам приходится обычно спать, вы бы не ставили так вопрос». [28] Стремление поскорее сбежать из семьи, где царит хаос и насилие, заставляет совсем юных девушек вступать в союз со взрослыми мужчинами. Но это порождает зависимость и принуждение. «Юные создания с ранних лет оказываются в плену этих связей… Если молодая подруга вдруг заявит партнеру, что хочет разорвать отношения с ним, он ее просто не отпустит, – рассказывал мне еще один соцработник. – Эти девушки рано рожают детей, и проблем становится еще больше. У них создается ощущение безысходности». При этом государственное финансирование социальных программ в Бурке было вполне достаточным. Фергюсон стал свидетелем того, как миллионы долларов вливаются в систему социальной поддержки. Однако масштабные инвестиции никак не влияли на уровень преступности. Были созданы десятки социальных служб, но каждая работала изолированно и редко кооперировалась с коллегами. Напротив, они даже конкурировали «за клиентуру».

Еще в 2009 году Алистер Фергюсон затеял общественную кампанию за введение ограничений на употребление алкоголя, и благодаря этим мерам насилие снизилось, а число жестоких уличных нападений сократилось. После этого он вместе с другими активистами попытался разработать комплексный подход к решению криминальных проблем Бурка. Его очень вдохновила реализованная программа «реинвестирование в правосудие», которая в Соединенных Штатах уже дала прекрасные плоды. Она представляет собой систему профилактики, основанную на принципе экономии. Бесконечно растущее финансирование в поддержание работы тюрем сокращается, а средства перенаправляются на предотвращение первичных правонарушений, а также рецидивов. По иронии судьбы впервые программа была применена в Техасе – штате с самым большим в США процентом заключенных. Вместо того чтобы потратить, как планировалось, 523 миллиона долларов на устройство 14 000 новых тюремных коек, а также вместо дополнительных инвестиций в лечение зависимостей, психических расстройств заключенных и программы их реабилитации после выхода на свободу, средства были направлены на профилактику. Успех был ошеломительным. Количество решений по условно-досрочному освобождению увеличилось на 25 %, рост числа заключенных оказался на 90 % меньше уровня, прогнозируемого ранее. Таким образом техасские власти сэкономили сотни миллионов долларов. Через пять лет после начала действия программы Техас впервые в своей истории закрыл тюрьму. [29]

Преодоление разобщенности, правовая грамотность, профилактика детской преступности – все это улучшает общественный климат и делает жизнь в городе спокойнее и безопаснее.

Чтобы понять, будет ли «реинвестирование в правосудие» работать в Бурке, Фергюсон пригласил представителей некоммерческой организации Just Reinvest NSW на встречу в городской зал собраний. Эксперты и благотворители решили создать отдельные группы по трем направлениям: для работы с маленькими детьми, в помощь подросткам от восьми до восемнадцати, а также группу поддержки для мужчин, чтобы объяснить им их новую роль. Координатором реформ стал центр «Марангука» (на языке племени нгемба это означает «забота об окружающих»). В 2015 году была предложена инновационная стратегия, которую должен был проводить в жизнь новый орган – Племенной совет Бурка. В нем председательствовали старейшины двадцати семи аборигенных групп, представленных в городке. Это само по себе стало огромным достижением. (Фергюсон называет это событие «заключением мирного договора».) Совет при поддержке Мика Гуда, тогдашнего омбудсмена[190] аборигенов и островитян Торресова пролива, постарался сделать все, чтобы оставить за бортом исторические обиды и мелкие разногласия между этническими группами. Он решил подключить к своей работе молодежь, для чего был учрежден еще один орган, управляемый детьми. Фергюсон четко дал им понять: «реинвестирование в правосудие» – это не очередная социальная инициатива, спущенная в Бурк «сверху», это их, жителей, собственная программа. Все эксперты – представители коренных народов, с которыми я говорила, – подчеркивали, что подобного рода сплоченная общественная работа влияет не только на уровень преступности. Она также помогает преодолеть разобщенность и бесправие, то есть искореняет те самые причины, следствием которых часто становится семейный абьюз.