Читать книгу "И оживут слова. Часть I - Наталья Способина"

— Можно руку посмотреть?

Он не ответил, и я, подняв голову, встретилась с его напряженным взглядом. Несколько секунд ничего не происходило, а потом он отрывисто кивнул. Я поспешно опустила голову, отчего-то жутко смутившись, закатала рукав его рубахи и начала быстро разматывать повязку. Мокрая ткань поддавалась плохо. Или же это у меня руки так дрожали? Альгидрас стоял смирно: не помогал, но и не мешал. Наконец последний слой повязки соскользнул с руки, обнажив слегка загорелую кожу. Кожа Альгидраса была светлее, чем у свирцев: видимо, с солнцем они не ладили. На руке никаких следов не оказалось, и я сперва вздрогнула, снова почувствовав мистический страх, но потом догадалась перевернуть руку внешней стороной вверх и вздрогнула еще раз, потому что руку пересекали три безобразных, грубо зашитых раны. Один из швов был покрасневшим и слегка припухшим.

— У тебя воспаление, — прошептала я, сглотнув.

В мозгу застучало: «мы в мире, где нет антибиотиков».

— Хорошо все. Еще седмица и пройдет, — раздалось у моего уха. Почему-то тоже шепотом.

Я подняла взгляд на хванца. Он не смотрел на меня, а я снова подумала о том, какие длинные у него ресницы. А еще у него на лице была россыпь веснушек. Едва заметных, но с такого расстояния их можно было даже сосчитать. Впрочем, считать пришлось бы очень долго: скулы, переносица и даже губы были усеяны бледными веснушками. Я невольно улыбнулась, и он, почувствовав это, поднял вопросительный взгляд.

— У тебя веснушки.

В серых глазах отразилось недоумение.

— Пятнышки на лице. У нас это называется…

— Я знаю, что такое «веснушки», — откликнулся он. — Просто…

Его взгляд скользнул по моему лицу, а губы тронула смущенная улыбка.

— У тебя тоже. Да они почти у всех летом.

Я кивнула и в смятении опустила голову, чувствуя сильное волнение. Как нелепо. Кажется, я все-таки не погорячилась вчера, когда пришла к неутешительным для себя выводам о природе моих эмоций по отношению к этому мальчишке. Глубоко вздохнув, я вновь посмотрела на рубцы и деловито спросила:

— Ты хоть мажешь чем?

— Да, — кашлянув, ответил он.

Я почувствовала, что уши начинают гореть. Впрочем, это можно было списать на жару.

— А швы снимать надо?

— Сегодня буду.

— Тебе помочь?

Вопрос сорвался с губ раньше, чем я успела подумать. Как я помогу, если даже при виде этого шва едва дышу? Голова уже начинала кружиться.

— Мне помогут, — раздалось над ухом.

— А… Хорошо.

Я вздохнула с облегчением.

— А кто тебе зашивал?

Зачем я это спрашивала? Медицинские подробности меня совсем не интересовали, но я держала его за руку и совершенно очевидно просто оттягивала момент, когда придется эту руку выпускать. Он тоже не спешил отнимать ладонь, позволяя вертеть ее и так и эдак.

— Сам, — коротко ответил он, и я даже сначала не поняла, о чем он, а потом вздрогнула, осознав, что он сам зашивал себе раны. Горло перехватило.

— А чем? — в ужасе спросила я, поднимая на него взгляд.

— Жилами, — все так же шепотом ответил он и добавил: — Эй, хорошо все. Ты вся белая. Перестань.

— Даже спрашивать не буду, чьими, — дрожащими губами улыбнулась я.

— Не спрашивай, — он усмехнулся в ответ.

Я вдруг остро почувствовала, что мы стоим очень близко друг к другу и Альгидрас, смотрит прямо мне в глаза. Вообще, эта его привычка была крайне раздражающей. Мужчины обычно сползали взглядом вниз, кто к губам, а кто и того ниже. Альгидрас же смотрел так, как, вероятно, смотрел, натягивая тетиву, — прямо в цель. И мое сердце колотилось где-то в горле. Это было неправильно. Слишком сильно. Я первой отвела взгляд, вновь посмотрев на его руку, которую я, оказывается, перевернула ладонью вверх. Видимо, инстинктивно, желая убрать рубцы подальше от глаз. Если бы я умела читать по ладони. Куда приведет его эта их святыня?

— У нас есть люди, которые умеют читать судьбу по ладони, — пробормотала я. — Вот это, кажется, линия жизни.

Я провела пальцем по его ладони, и его рука дернулась.

— Щекотно.

— Хотя, может, и не жизни, а ума. Я и в этом не сильна. Так странно, что здесь оказалась я. Я не могу принести никакой пользы, — задумчиво закончила я.

— Ты ошибаешься, — неожиданно ответил Альгидрас. — Ты очень многое изменила здесь, сама не замечая. И это то, для чего ты здесь.

Я нахмурилась и подняла на него взгляд:

— О чем ты?

— О многом, — серьезно ответил он.

Он чуть потянул руку, пытаясь ее отнять. Я не позволила, сжав его пальцы.

— Ответь!

— А ты сама подумай на досуге, — в его взгляде появилось знакомое напряжение. Таким он становился, когда речь заходила о…

— Ты о Миролюбе?

Он не ответил. Все так же молча смотрел, не отводя взгляда.

— За что ты его не любишь?

Мне хотелось получить подтверждение своим догадкам. Что я буду делать с этим потом, я понятия не имела.

— А с чего мне его любить? ‒ не отводя взгляда, произнес Альгидрас.

— Он славный.

— Тебе, может, и славный. А как по мне, так просто сын князя. А князь не жалует Радима. Да и всю Свирь впридачу. Так с чего мне радоваться княжичу?

— Неправда! Миролюб совсем не похож на отца. Не верю, что ты этого не видишь. Я знаю его каких-то несколько дней и то заме…

— Ну, так ты в том знакомстве весело время коротаешь, — перебил он меня.

— Альгидрас, — я снова пресекла его попытку выдернуть руку, на сей раз почти силой переплетя наши пальцы и крепко сжав их. Наверное, ему было больно — мне было, но он никак этого не показал.

— Войди наконец в мое положение, — попросила я. — Миролюб — жених Всемилы. Как еще я должна себя вести? Мне что, бегать от него? Кричать «помогите» каждый раз, когда он рядом?

Он жестко усмехнулся:

— Я не уверен, что мне бы понравился твой мир. У вас так легко целуют без любви…

— А ты любил женщину, с которой вступил в обряд? Вы, я так понимаю, не только целовались, — парировала я, наблюдая за тем, как каменеет его лицо.

Я не хотела причинять ему боль, но, черт возьми, он сам обвинял меня неизвестно в чем…

— Обряд — это другое, — зло произнес он и с силой выдернул руку из моих пальцев так, что у меня даже суставы хрустнули.

Я пошевелила занемевшими пальцами, чувствуя, как меня захлестывает волна гнева. Да кто он такой, чтобы меня осуждать?! Как у него, так «это другое», а как дело касается меня, так сиди на лавке и ни шагу за ворота. Да еще и рта не раскрывай.