Читать книгу "Его Величество - Владимир Васильев"

Он открывал новые учебные заведения, участвовал в работе секретных Комитетов, заседаниях Государственного совета. В него будто вдохнули новую жизнь. Александра Федоровна, всегда следившая за внешним видом своего царственного супруга и подмечавшая в последние годы усталость на лице Николая, не подозревая об истинной причине перемен, теперь одаривала его комплиментами.

Однажды, это было в Гатчине, Николай Павлович и вовсе поразил ее своей мальчишеской выходкой.

Заново переделывался правый флигель Гатчинского дворца. Государь выразил желание, чтобы к осени, ко времени переезда в Гатчину, работы были закончены.

Архитектор, занимающийся этими переделками, желая отличиться, принял своеобразный способ для того, чтобы осушить мокрую штукатурку. Кроме топки печей, он оставлял на ночлег в комнатах рабочих, которые своим дыханием должны был ускорять сушку. Неизвестно, насколько помог ему этот способ, но среди рабочих появилось много заболевших.

Государю в Петербурге кто-то сообщил о варварском распоряжении архитектора. Когда он приехал в Гатчину и пошел осматривать переделанную часть дворца, то потребовал архитектора. Когда тот явился, государь взял его за ухо и повел по комнатам, в которых спали ранее рабочие. Разумеется, архитектор, составивший до того времени довольно известное имя, после этого приключения исчез с горизонта петербургской жизни.175

— Всюду только и рассказывают, как ты водил за ухо архитектора, — шутливо хмурясь, говорила супругу Александра Федоровна.

— Его поступок требовал наказания куда суровее, — отвечал ей Николая Павлович.

— Но телесные наказания… — она не договорила, увидев улыбку на лице императора.

— Разве сие так смешно, Николай? — справившись с недоумением, спросила императрица.

— Я просто подумал, что архитектора надо было на ночь оставить одного в помещении с сырой штукатуркой, — хохотнул он.

— Ты жесток, Николай, — всерьез рассердилась супруга.

— Я? — он удивленно посмотрел на Александру Федоровну. — И это говоришь ты, которая знает более чем кто другой, как я заливался слезами перед казнью мятежников Пестеля, Бестужева, Муравьева, Каховского и Рылеева. А вспомни тех, кто был сослан в Сибирь. Кого я назначил туда нерчинским комендантом? Лепарского! Хмурый и угрюмый с наружности, Лепарский был образцом кротости, доброты, человеколюбия. Он дозволял ссыльным читать книги, разводить цветники, делать дорожки, сажать кустарники и не утруждал работой.

— Тебе не надо нервничать, — спокойным тоном сказала Александра Федоровна. — Возьми пример со своих соратников. Сперанский любил цветы, Васильчиков был страстный любитель охоты и лошадей, Голицын окружал себя миллионом табакерок, а Волконский имеет страсть — часы, карманные, столовые, стенные и прочие. При нем самом всегда находилось их трое: одни в перстне на руке, или иногда в мундирной пуговице, и по одним в каждом жилетном кармане; а утром, встав, первым делом его было собственноручно завести часы всех видов и размеров, рассеянных по его комнатам, числом около тридцати.

— У меня нет времени заводить часы, очищать от пыли табакерки, а тем более выращивать цветы или ходить на охоту, — с грустью сказал Николай Павлович. — Ты знаешь это лучше меня. Я даже не могу полностью принадлежать тебе, потому что принадлежу в первую очередь своей империи.

* * *

Наступил 1851 год. В один из первых дней января, попадавший на Масленицу, поздно вечером государь возвращался в санях в Зимний дворец. Посреди Адмиралтейской площади, застроенной балаганами, его кучер неосторожно задел ехавшие мимо извозчичьи сани. От удара сани развернуло, они опрокинулись. Государь выскочил из своих саней и подбежал к лежавшим на боку извозчичьим.

— Не ушиблись ли вы? — спросил он у седока и извозчика, которые, поднявшись с земли, отряхивались.

Первый, узнав тотчас императора, отвечал, что ему не сделано никакого вреда, а другой жаловался только на то, что у его саней переломили оглобли.

Между тем государь, не полагаясь на повторные уверения седока, что тот нисколько не ушибся, заставил его, почти силою, сесть в царские сани и ехать в них домой, а сам пошел к дворцу пешком, велев извозчику следовать за собою. Но извозчик, тоже узнав из слов седока, с кем он столкнулся, вместо исполнения приказания, со страху повернул в другую сторону. На следующий день, однако ж, он, по приказанию государя, был отыскан полицией и приведен во дворец, где, за свою гривенную оглоблю получил — 25 рублей серебром.176

Вслед за этим небольшим событием в жизни Николая Павловича последовали другие. Можно было бы не обращать на них внимания, но чрезмерная религиозность государя, устоявшееся мнение верить снам, приметам, заставляли его с особым вниманием относиться к происходящему и даже записывать события вне зависимости от их важности:

«Жена обер-шталмейстера, статс-дама баронесса Цецилия Владиславовна Фредерикс, жестоко прохворала весь апрель, и внутренний рак, или какой-то подобный тому недуг подвергнул ее всем пыткам соединенного петербургского факультета, даже и самым мучительным операциям. Внимательность наша с женой окружала ее всеми всевозможными попечениями и ласками, но ничего не помогло! Перед самым отъездом своим в Варшаву, мы с Александрой Федоровной успели еще заехать проститься с нею. Спустя несколько часов, страдания ея окончились на веки.

Наступило лето. С военным министром князем Чернышевым сделался удар, уже не первый в его жизни, но сильнее прежних ударов. При личном докладе у него отнялся язык. Немедленное кровопускание спасло жизнь министру, но не могло вполне восстановить сил, и его отвезли лечиться в Киссинген.

1 июля в Петергофе праздновалось 25 лет от назначения императрицы шефом Кавалергардского полка. К этому дню весь корпус офицеров, прежних и находившихся еще в полку, поднес ей великолепный альбом, с разными живописными изображениями.

За несколько дней перед тем в полку состоялась дуэль между двумя молоденькими офицерами, почти мальчиками, графом Гендриковым и бароном Розеном. После обеда они повздорили между собой, и ссора кончилась тем, что Розен всадил Гендрикову пулю в голову. Тот умер, спустя несколько дней, в жестоких страданиях.

В Владимире, при крестном ходе, провалился только что построенный мост и в падении своем увлек множество людей, следовавших за процессией. Из числа их до 150 человек погибло на месте, значительное количество было изувечено.

В течение лета, всемогущая смерть не коснулась ни одного из государственных сановников, но унесла много людей, пользовавшихся известностью. Умерли в глубокой старости два труженика науки: знаменитый ориенталист Френ, слава Российской Академии наук и один из самых ревностных ее деятелей, и тайный советник Поленов. Умер живописец Егоров, один из первых артистических наших знаменитостей, особенно по живописи образов, ушел из жизни президент медико-хирургической академии Шлегель. Под основанием Ново-Воскресенского женского монастыря был погребен архитектор Ефимов, составивший план для его строительства в Петербурге.