Читать книгу "Замок Орла - Ксавье Монтепен"

– Возможно, роли еще поменяются, – возразил Антид. – Мое исчезновение вряд ли останется незамеченным, верные мне люди освободят меня, и уж тогда горе вам!

– Неужели вы настолько безрассудны, что все еще на это надеетесь? Замок Орла принадлежит отныне не вам, Антид де Монтегю, а горцам.

– Наглая ложь!

– Подойдите к окну и сами взгляните.

Пленник, которому путы все же позволяли двигаться, кое-как доковылял до узкого оконного проема.

Оттуда открывалось жуткое для графа зрелище.

В редком свете факелов, которые велел зажечь капитан, он увидел, что бой и вы самом деле уже закончился. Серые, зажатые с двух сторон отрядами Лакюзона и Варроза, бросились врассыпную, оставляя эспланаду, заваленную телами убитых. Солдаты бежали кто куда… Они бросались в ров прямо с крепостных стен и лезли вниз, отчаянно цепляясь за каменные выступы.

Лишь небольшой горстке из них, числом двадцать пять – тридцать человек, удалось с кровью пробиться сквозь ряды победителей и улизнуть по спущенным мостам.

Но горцы, с высоты эспланады и крепостных стен, добивали их из мушкетоа, как охотники зайцев в чистом поле.

Антид де Монтегю понял, что для него все кончено – раз и навсегда, и никакой надежды не осталось. Вот когда его обуял поистине дикий ужас: у него застучасли зубы, на лбу выступил холодный пот, все тело пронзила дрожь.

Будучи совсем недавно свирепым тигром, владетель Замка Орла вмиг превратился в жалкую, трусливую гиену.

– Ах, – воскликнул Тристан де Шан-д’Ивер, – теперь вы дрожите и вам страшно. Вы, недавно такой спесивый, такой грозный, сейчас согнулись под бременем раскаяния и страха, вы, сеньор изменник, отданный в наши руки карающим Господом!.. Вы взошли на высшую ступень злодейства, Антид де Монтегю! Вы прошли через убийство, надругательство, поджог, насилие и предательство!.. Оглянитесь вокруг и посмотрите, до каких высот бесчестья вы вознеслись!.. Вы убили отца этой благородной и несчастной женщины, а ей уготовили постыдную пытку, навязав свою гнусную страсть… Плодом вашей отвратительной старсти был младенец – девочка, которую вы отдали человеку, силой привезенному к вам – с завязанными глазами и с пистолетом у виска… Вы убили этого человека на площади Людовика XI, чтобы похоронить вместе с ним и свою тайну, ибо вы боялись, что рано или поздно вас разоблачат… Однако перед смертью Пьер Прост успел все рассказать капитану Лакюзону, он отдал ему таинственную вещицу, которую Бланш де Миребель успела передать врачу обездоленных, чтобы однажды тайна открылась, – тайна младенца, рожденного в ночь на 17 января 1620 года.

– Эта девочка умерла! – пробормотал сеньор де Монтегю.

– Эта девочка выжила! – возразил Тристан. – Она жива и знает вас. Она здесь, рядом со своей матерью. Ваша дочь – Эглантина!

– Она моя дочь?.. – в изумлении переспросил Антид де Монтегю.

– Вы позволили себе усомниться, не так ли? – продолжал барон. – В самом деле, кто может поверить, что очаровательная девушка с нежным, чистым взором, этот искренний, невинный ангел – дитя презренного негодяя, подлого хозяина Замка Орла? И тем не менее это правда. Иногда по воле Господа даже на отравленной нечистотами земле вырастают самые прекрасные, самые благоуханные цветы.

– Ах, – прошептал Антид, потрясенный до глубины души, – вот, стало быть, откуда этот странный голос, который взывал к ней в моем сердце… Вот, значит, почему я без гнева внимал ее надменным речам и упрекам, когда она, будучи у меня в руках, без всякого страха угрожала мне… Во мне говорил голос крови: это же моя дочь!.. Моя дочь… я нашел ее, и в такой-то час! О, Бог справедлив!.. Как же он справедлив!

– Да, Бог справедлив, – подхватил Тристан, – и не позволит, чтобы страшные признания омрачили чистые грезы нежной девушки. Эглантине никогда не придется краснеть за своего отца, потому что она никогда его не узнает. Вы хотели навсегда скрыть тайну ее рождения? Что ж, вам это удалось, сеньор де Монтегю – эта тайна умрет вместе с вами. Для людей Эглантина так и останется дочерью врача обездоленных и будет носить имя своего приемного отца до того самого дня, когда станет баронессой де Шан-д’Ивер.

Мертвенно-бледное лицо Антида де Монтегю побагровело, глаза налились кровью.

– Что вы сказали?.. – сдавленным голосом проговорил он. – Что вы сказали?

– Эглантина любит моего сына, а мой сын любит Эглантину.

– Вашего сына?! Он же сгорел в замке Шан-д’Иверов!.. И ваш род должен был оборваться на вас.

– Моего сына спасли из огня, и он стал достойным носителем великого имени, которое отныне возродит… Вот он, сеньор де Монтегю, посморите на него, как вы смотрите на его отца, и увидите, что у Рауля и Тристана не только одна душа, но и одно лицо.

– Ах, – вскричал граф, – не может быть!.. Не может быть! Шан-д’Иверы и Монтегю не могут породниться!.. Кровь Водри и Монтегю кипит от гнева!..

– Кровье Шан-д’Иверов очистит каплю грязной крови, что течет в венах Эглантины.

– Никогда… никогда! Уж лучше пусть она умрет. Я закричу, что она моя дочь и что ей пристало ненавидеть вас всех!

– Вы будете молчать, сеньор де Монтегю!

– Ни за что!

– Будете. Так надо. Я требую!

– Лучше убейте меня, но молчать я не стану.

Рауль сделал знак горцам, охранявшим лестницу.

Двое из них заткнули Антиду де Монтегю рот кляпом, и он, невнятно крича, принялся отчаянно вырываться из их рук, потом упал на пол и забился в страшных судорогах. Затем, мало-помалу презренный негодяй присмирел – и застыл в неподвижности, словно мертвый.

Однако, судя по прерывистому дыханию и злобно сверкавшим глазам, было ясно, что он жив.

Тристан де Шан-д’Ивер наступил ему на грудь.

– Бланш, – сказал он, – приведите Эглантину. Пришло время успокоить бедняжку.

Тут кто-то из горцев крикнул:

– Полковник с капитаном!

В комнату вошли Варроз и Лакюзон.

Тристан указал им на Антида де Монтегю, снова забившегося в ярости у его ног, и прибавил:

– Как видите, справедливость восторжествовала.

– Да, – отвечал Лакюзон, – и, клянусь, дело на этом не закончится, оно будет доведено до полного конца и послужит ярким и грозным примером для будущих предателей!

Потом он спрсил:

– А где Эглантина?

– Здесь, – ответил барон.

В самом деле, девушка, бледная как полотно, но очень счастливая, появилась в узком проеме двери на винтовую лестницу вместе с матерью, которая поддерживала ее, приобняв.

Девушка в порыве радости и сестринской нежности бросилась капитану на шею, потом склонила голову перед Раулем, и, когда он поцеловал ее в лоб, ее бледность вмиг исчезла.

– Дитя мое, – проговорил тогда Тристан дрожащим от волнения голосом, – ваша мать и я – мы оба согласны благословить ваш союз с моим сыном, Раулем де Шан-д’Ивером… Дочь врача обездоленных, двоюродная сестра капитана Лакюзона сделает честь семье, которая ее примет, сколь бы высоко ни было положение этой семьи.